Наше будущее может оказаться страшней
Дело Леонида Развозжаева, похищенного на территории сопредельной страны, подвергнутого пыткам и в итоге давшего признательные показания по делу о беспорядках на Болотной площади в Москве 6 мая этого года, снова заставило многих из нас задуматься, в каком времени и какой стране мы живем. На что больше похож российский политический пейзаж в этом октябре — на Советский Союз в преддверии Большого террора? На СССР перед распадом? На Германию в начале 1933-го года — после того как путем выборов к власти пришла партия сторонников ничем не ограниченного авторитаризма и быстро начала показывать зубы не только своим противникам, но и своим же избирателям.
С точки зрения человека, все еще надеющегося прожить свою жизнь в России и при этом не попасть на очередную живодерню, из этих вариантов единственным относительно приемлемым остается вариант с концом СССР. Но недавний эмпирический опыт учит нас, что конец СССР, помимо весьма призрачного торжества демократии, тоже обернулся насилием, пусть и исходившим в течение какого-то времени не от государства. Вместо откровенной бойни он привел массу людей на социальную свалку. И в том числе по этой причине воспроизвести в 2012 году какой-нибудь 1988 год с его демократической эйфорией не получится. Дело не только в теоретическом разочаровании, но и в том, что в 2012-м мы имеем дело с совсем другой страной, чем в 1988-м: с гораздо более бедной, гораздо менее образованной, бесконечно усталой и в то же время злой.
Конечно, эта страна тем более ничего общего не имеет с СССР в преддверии Большого террора. Но Большой террор тоже начался не в одночасье. Сначала был один арест. А у нас их уже целая серия. Для одного человека, которого в нарушение закона берут, тащат, бьют, заставляют подписать какие-то бумаги, не принципиально, начался с него Большой террор или нет. Его жизнь сломана. И если на такое поведение со стороны власти не следует реакции общества, применять такие способы оно начинает все шире и шире. Это просто закон движения по пути наименьшего сопротивления. А общество не то чтобы молчит — сейчас оно, конечно, не молчит уже. Но оно молчало, например, все годы, пока бессудные расправы становились нормой на Северном Кавказе. Ему, обществу, казалось, что это почти другая страна. Страна, может, и другая, но государство там действовало и действует то же самое. И значит рано или поздно из какого-нибудь Владикавказского СИЗО с окнами верхних этажей, забранными, как в гестапо, решетками, чтобы не выпрыгивали подследственные, эти методы доедут и до Москвы.
Сомнительное утешение раз, что никакие правозащитники не попали бы ни в каком 1937-м году ни к какому Развозжаеву в Лефортово и не пошли бы рассказывать об этом походе на телеканал, на котором случалось бывать президенту страны. Сомнительное утешение два — для того чтобы строить настоящий авторитарный режим, строителям сначала надо отказаться от очень жирной, очень удобной для них схемы распределения материальных благ. Первое утешение очень ненадежное: несомненно, сделать так, чтобы правозащитники сами оказались в Лефортово, можно в один момент. Второе — посерьезней. Но ужас в том, что оно более или менее гарантирует нам не только будущее без огромной мясорубки в целую эру длиной, но и окончательный коллапс проекта под названием "Россия". Мы живем не в 1937-м и не в 1988-м, а в 2012-м. И наше будущее может оказаться страшней.
Комментариев нет:
Отправить комментарий