Главный редактор "Коммерсантъ FM" Константин Эггерт побеседовал в прямом эфире с актрисой и соучредителем благотворительного фонда "Подари жизнь" Чулпан Хаматовой в рамках программы "Действующие лица".
К.Э.: Сейчас я слышал выпуск новостей точно так же, как и вы. Новость поступила по поводу того, что начнется процесс над теми, кому будут предъявлены обвинения по так называемому "Болотному делу". Скажите, вы следите за политикой? Следите, в том числе, и за тем, что связано с этим процессом?
Ч.Х.: Подробно нет, к сожалению, я не успеваю за этим следить. У меня есть моя эмоциональная такая включенность в это во все. Я совсем не понимаю, что происходит.
К.Э.: Да?
Ч.Х.: Моя душа, мое сердце, моя совесть, я не знаю, все вот мое какое-то такое внутреннее состояние, оно отказывается верить в этот абсурд, который я наблюдаю.
К.Э.: В абсурд этого дела?
Ч.Х.: В абсурд этого дела, да.
К.Э.: А почему у вас душа отказывается верить? Все вполне логично в рамках политической ситуации нынешней, многие скажут так.
Ч.Х.: Потому что страдают невинные люди, а это неправильно. Я считаю, что если разбираться, то нужно разбираться с людьми, которые все это инициировали, они должны отвечать за это. А просто люди, которые случайно оказались в водовороте, может быть, кто-то из-за недопонимания, кто-то еще из-за каких-то вещей. Это неправильно. Если бы у нас в стране была честная судебная составляющая, я была бы уверена, что на самом деле добро победит зло и закон восторжествует, да, тогда я бы и не мучилась и не переживала. Но так как этого нет, поэтому у меня эта заноза вот так вот проявляется.
К.Э.: Вы говорите об инициаторах, то есть об организаторах акции, они должны нести какую-то ответственность?
Ч.Х.: Да, наверное.
К.Э.: Но они же говорят, что тоже не виноваты ни в чем, просто акцию организовали. Они говорят, что полиция на них нападала, что их провоцировали, что на самом деле вообще никаких беспорядков не было.
Ч.Х.: Вы имеете в виду, надо ли их сажать в тюрьму?
К.Э.: Да.
Ч.Х.: Нет, естественно. Но надо по-настоящему в этом разбираться. А в этом по-настоящему разбираться, видимо, невыгодно, поэтому делают крайних. Я сильно некомпетентна в этом вопросе, я только говорю свои эмоциональные отражения на ту действительность, которую я успеваю почувствовать опосредованно, очень по касательной.
К.Э.: Чулпан Наилевна, с другой стороны, смотрите, честно вам скажу…
Ч.Х.: Можно меня не по отчеству?
К.Э.: Да ради бога, пожалуйста, Чулпан, хорошо. Дело в том, что как-то не верится, что человек вашего опыта, вашей биографии богатой, вашего такого неравнодушного отношения к общественным проблемам, вдруг говорит: "Я в этом ничего не понимаю". Многие скажут, что это некая ширма такая, которой вы хотите от себя отодвинуть ответственность.
Ч.Х.: Знаете, если бы у меня было больше времени, я могла бы, например, хотя бы не спать по ночам, у меня был бы такой талант, я могла бы всю ночь сидеть, читать, разбираться. Тогда да, тогда это было бы уместно, такое обвинение.
К.Э.: Я не обвиняю, просто спрашиваю.
Ч.Х.: У меня нет времени. У меня не хватает. Я играю в театре, у меня трое детей, у меня прекрасные есть занятия в фонде "Подари жизнь". И я, правда, не успеваю.
К.Э.: Знаете, когда мы объявили о том, что вы будете у нас в эфире, то довольно много пришло вам вопросов, некоторые из них я задам, на наш Facebook, в Twitter "Коммерсантъ FM" и в мой личный. Я вам честно скажу, для актрисы, благотворителя, вам не так много вопросов задают про театр или даже про благотворительность, больше всего про политику, про общество. На самом деле, главный, наверное, вопрос: не ощущаете ли вы ответственность за поддержку президента Путина на президентских выборах, не чувствуете ли вы, что все то, что произошло в последний год…
Ч.Х.: Это моя вина?
К.Э.: Там есть и часть вашей вины. Многие вам задают такой вопрос. Например, Ирина Богатырева в Facebook.
Ч.Х.: Замечательно поговорить бы с этими людьми вот так вот с глазу на глаз, как-то так подробно расспросить их. Есть некоторые сектора и составляющие нашей жизни, я придерживаюсь какого-то такого поступательного течения жизни. Вот это дело, которое я пытаюсь вести честно вместе со своими друзьями в фонде "Подари жизнь" — это дело моей жизни, я за него ответственна. Да, я благодарна этому государству за то, что, наконец-то, построена такая клиника, наконец-то, у такого количества детей появился шанс выжить. Если Ирина Богатырева считает, что эти дети должны были умирать дальше в тех условиях, в которых они лечились, значит, это такая позиция. У меня другая позиция. Да, я считаю, что есть поступки плохие, а есть поступки хорошие. И за хорошие поступки можно сказать "спасибо".
К.Э.: Чулпан, продолжим тему, которую мы затронули в начале программы.
Ч.Х.: А мы про приятные темы успеем поговорить?
К.Э.: Будем, конечно, да, обязательно. Вы не волнуйтесь, вы знаете, теперь уж придется вам поотвечать на вопросы, которые нам задавали, потому что очень понять тоже вас хочется. Вы сказали, что за хорошее дело можно "спасибо" сказать. Но участвовать в предвыборной кампании, как многие скажут вам, это немножко другая вещь. Это же не совсем сказать "спасибо".
Ч.Х.: Да?
К.Э.: Да, мне так кажется. И многим так кажется, поэтому этот вопрос вам и задают.
Ч.Х.: А что я должна сейчас ответить? Другая это или не другая вещь?
К.Э.: Да.
Ч.Х.: Я не знаю.
У меня такое ощущение, что я разговариваю с людьми, которые живут в каком-то совершенно другом мире, в другом государстве, у них другие правила игры, другие законы.
Вот они все живут в демократическом таком — демократичном, да? Как правильно?
К.Э.: Демократическое — это по факту демократическое, то есть по Конституции, а демократичное — это по подходу.
Ч.Х.: Да, в обществе, где все честно, где все по правилам, где никто не берет взяток, где изумительные врачи, которые получают прекрасные зарплаты, где нет очередей в больницах, где ради детей делают все и каждый. Вот они живут в этом мире, и вдруг кто-то нарушает правила игры и говорит: пожалуйста, спасибо, за то время, пока был, не знаю, Путин премьер-министром, вот случилось то-то и это, и это хорошо. И вдруг говорят: да, это неправильно, это нечестно. А дальше я почему-то нахожусь в какой-то оправдывающейся такой роли. И я совершенно не понимаю, почему. Если бы за этим стояли мои какие-то собственные, не знаю, дивиденды, в чем-то выраженные, да, давайте разбирать. Но мне кажется, это такое пустое сотрясание воздуха, это такая лишняя болтовня. Если мы на самом деле хотим жить в каком-то другом обществе, то, наверное, эту энергию нужно направлять в позитивную историю, а не просто тыкать пальцем, не тратить столько времени. Меня это удивляет, правда. У вас есть другие возможности? Давайте, покажите! Я буду только счастлива.
К.Э.: Вы знаете, мне кажется, никто не возражает по поводу того…
Ч.Х.: А как это делать? Как это делать, объясните мне, пожалуйста. Как это делать фонду, который старается менять законы? Вы знаете, что такое построить такую клинику? Да, она была построена только благодаря инициативе врачей, этих сумасшедших сподвижников, которые добились и пробились на тот момент к президенту и убедили его, и эта клиника построена. Вы не видели на Каширке комплекс, который стоит и гниет уже много лет, в который вложено, вбухано огромное количество наших с вами денег?
К.Э.: Видел. Я там относительно недалеко живу.
Ч.Х.: А эта клиника построена.
К.Э.: Подождите. Смотрите, если бы это все было не в рамках предвыборной кампании, наверное, к вам бы не было никаких вопросов тогда. А вот сейчас, смотрите, прошло уже больше года …
Ч.Х.: Вы знаете, сколько было артистов, участвующих в этой кампании?
К.Э.: Да.
Ч.Х.: Скажите, почему из всех этих артистов были выбраны мы?
К.Э.: Вы знаете, я попробую дать свое объяснение — потому что вы публичная фигура, которая ассоциируется…
Ч.Х.: Там было много публичных людей.
К.Э.: Да, но публичная фигура, которая ассоциируется, наверное, с какой-то, действительно, возможно, такой отстраненностью от политики, если хотите. А в данной ситуации все увидели в том, что вы сделали, политический шаг. Именно потому, что была предвыборная кампания. Понимаете, если бы это была не предвыборная кампания, не было бы ролика, агитирующего за избрание… Вы сами говорите: суды не те и так далее. Как минимум, наверное, многие так считают, кто вас критикует, что высшая власть несет ответственность за состояние судов, дорог и всего прочего. А вы приходите и говорите: "Спасибо, построили мне больницу". Если вы сказали бы это по телевидению, наверное, не в предвыборную кампанию…
Ч.Х.: Вы сейчас сказали: "Построили мне больницу"?!
К.Э.: Построили детям больницу, построили вашему фонду больницу, назовите как хотите.
Ч.Х.: Это не нашему фонду. Эта больница построена для российских детей.
К.Э.: Хорошо. Но если бы вы это сделали не в рамках предвыборной кампании, наверное, вопросов к вам было, как минимум, намного меньше. Вы эту разницу не видите?
Ч.Х.: Теоретически я ее, конечно, вижу. Но тогда прежде, чем отказываться от участия в предвыборной кампании, я должна была сказать: "Ребята, сами, давайте без меня, я хочу помогать эффективно".
К.Э.: Ребята – кто? Это вы обратились…
Ч.Х.: Ребята – это все остальные, кто умнее, кто способнее. Все, я выхожу из фонда, я снимаю с себя полномочия. Я не знаю, как мне помочь ребенку, перевезти его умирающего из Москвы, допустим, в регион, не имея возможности договариваться с губернаторами, с местной властью. Я тогда не понимаю, как помогать таким детям.
К.Э.: Чулпан, ведь вы же довольно известный в России человек, наверное, уж с губернатором-то вы можете договориться без посредства…
Ч.Х.: Вы так думаете?
К.Э.: А было условие участия в предвыборной кампании – "тогда вы сможете договариваться с губернаторами"? Я не понимаю.
Ч.Х.: Это не было условием…
К.Э.: Едва ли это было таким условием.
Ч.Х.: Вы тоже не понимаете? Вы тоже живете в другой стране? Вы тоже с этим не сталкивались никогда?
К.Э.: Я не сталкивался с чем, вы хотите сказать?
Ч.Х.: Удивительно.
К.Э.: Я, к сожалению, на таком уровне как вы не занимаюсь благотворительной деятельностью. То есть явно с этим не сталкивался.
Ч.Х.: Вы хотите сказать, что если просто артистка звонит и говорит: "Пожалуйста, пойдите на уступки, пожалуйста, сделайте то-то и то-то", — то мне, как публичному человеку, любой губернатор…
К.Э.: Чулпан, вы были членом Общественной палаты, вы известный в России человек, да, я думаю, что…
Ч.Х.: И это ни о чем не говорит. Ни о чем.
К.Э.: А с тех пор, как вы записали ролик, прямо губернаторы встали к вам в очередь?
Ч.Х.: Они не встали в очередь, это просто негласная такая возможность все-таки иметь с ними диалог. Вы считаете, что Путин дергает за нитки каждого на своих местах?
К.Э: А вы как считаете?
Ч.Х.: Я так не считаю.
К.Э.: Так тогда пошли бы вы без дергания за нитки.
Ч.Х.: А это уже дальше срабатывает ментальная составляющая этих людей, которые сидят на этих местах. Вы сейчас хотите поговорить про вообще глобальную политику? Я, конечно, совершенно не оппонент вам.
К.Э.: Чулпан, мы обязательно перейдем к теме благотворительности, но я бы…
Ч.Х.: Понимаете, просто мне так не хочется тратить время опять на переливание из пустого в порожнее. Вы хотите от меня какого-то ответа? Какого?
К.Э.: Я хочу вас понять. И многие, кто пишут нам сейчас.
Ч.Х.: Вы на самом деле не понимаете?
К.Э.: Нет, я понимаю. Я понимаю вашу мотивацию, я понимаю, почему вы не понимаете аргументов тех, кто вам оппонирует.
Ч.Х.: Да, я не понимаю, потому что у меня совесть чиста. Мне хочется сказать: послушайте, давайте каждый будет делать свое дело, маленькое, конкретное дело. И мы будем жить все в другой стране.
К.Э.: Такая теория малых дел?
Ч.Х.: У меня — да.
К.Э.: В таком русском переложении ХХI века?
Ч.Х.: Не знаю, в каком переложении, в русском, в татарском. Да, теория малых дел. Каждый отвечает за то, за что он взял и понес этот крест, эту ответственность.
К.Э.: Вы написали письмо по поводу сирот вместе с Макаревичем, Ахеджаковой в феврале, если я не ошибаюсь, чтобы тем сиротам, которые уже познакомились с американскими родителями, вы просили, чтобы им все-таки разрешили уехать в Соединенные Штаты.
Ч.Х.: Да.
К.Э.: Получили какой-то ответ?
Ч.Х.: Да, я встречалась с Владимиром Путиным. И ответ был ровно обратный нашей просьбе.
К.Э.: Но вы по-прежнему считаете, что вы все правильно сделали до того?
Ч.Х.: В смысле?
К.Э.: С поддержкой и так далее.
Ч.Х.: Послушайте, может быть, я как-то менее идеализирована, чем вы…
К.Э.: Идеализирован? Я не идеализирован. В моей работе это сложная штука.
Ч.Х.: Мне кажется, что любой конкретный человек, а тем более любая власть, она будет совершать хорошие поступки и будет совершать не очень хорошие и очень нехорошие поступки. Дальше уже надо иметь дело с поступком и врубаться в диалог именно по поводу конкретной истории. Я не верю, что может прийти какой-то человек, который устроит сразу и всех. Все равно это будет процесс, как, думаю, в любой стране мира.
К.Э.: Но, может быть, придет человек, который устроит вас? Вот по-простому так думать: вот вы гражданин, обратились с просьбой, вам сказали "нет".
Ч.Х.: В смысле? Не поняла вопроса.
К.Э.: Может быть, не надо думать, что вот всех он устроит. За всех не надо думать. Вот вас. Вы пришли, а вам сказали "нет". Вы обратились с просьбой, а вам сказали "нет".
Ч.Х.: Да.
К.Э.: А вы человека поддержали до этого.
Ч.Х.: Ну и что же теперь поделать? Буду обращаться еще раз, еще раз, еще раз, еще раз и еще раз. И, может быть, однажды нам удастся все-таки услышать не "нет", а "да". И со многими законами, которые пытается поменять фонд, именно так и происходит. Раз "нет", два "нет", три "нет", четвертый год пошел: "нет", "нет", "нет". А потом: "Может быть", "а давайте попробуем", "может быть, да".
К.Э.: Кстати, по поводу фонда и законов. Вы получаете зарубежную помощь какую-то?
Ч.Х.: Да.
К.Э.: На вас так называемый закон "об иностранных агентах"…
Ч.Х.: Естественно, распространяется.
К.Э.: Вы будете регистрироваться как иностранный агент?
Ч.Х.: Я не знаю, насколько это … Вот Марина говорит: "Нет, не будем". Марина — это наша помощница в фонде. Я, честно говоря, не очень в курсе. Я не знаю, какие там все эти процессы регистрации. Но мы получаем помощь из-за границы. Мы, так или иначе, видимо, участвуем в политической деятельности, потому что пытаемся менять законы и привлекаем общественное мнение к изменению этих законов. Поэтому я считаю, что этот закон нужно отменить либо внести какую-то очень внятную поправку: что такое иностранный агент? И еще более внятную поправку: что такое политическая деятельность? Потому что всех под одну гребенку, как это сейчас происходит, и с тем упорством, с которым кидаются все представители прокуратуры, особенно где-то там в регионах, для того, чтобы отчитаться, — это, конечно, за гранью вообще любого понимания.
К.Э.: Два вопроса тут возникает. Первый: если, скажем, к вам придет некое письмо из государственных структур, скажут: "Либо вы регистрируетесь, либо с вашим фондом мы будем уже разбираться по закону — штрафы, как полагается, по полной программе". Что вы будете делать?
Ч.Х.: Не могу ответить на ваш вопрос, потому что я его не очень понимаю с юридической точки зрения. Мне нужно вникнуть в эту ситуацию. Если мы не регистрируемся, если мы поддерживаем какое-то общее движение… Я не очень понимаю сейчас, о чем я говорю, поэтому так тычусь на ощупь… Справки — это ужасно, потому что все наши сотрудники работают только на помощь детям. Это значит, что нужно будет потратить огромное количество времени, сил и нервов на какую-то эту ерунду и дребедень, что сейчас происходит с другими фондами, которые под это подпали.
К.Э.: Второй вопрос возникает к вам. Приходят и говорят: "Мы решили, вы хорошие, вы политической деятельностью не занимаетесь, оставайтесь как есть. Но вот там целый ряд фондов и неправительственных организаций мы причешем по полной программе".
Ч.Х.: Которые связаны с политикой? Или такие же, как мы?
К.Э.: Понимаете, вы же сами сказали, надо определить, что связано с политикой. Обучение наблюдателей на выборах – это политика или нет?
Ч.Х.: Если они…
К.Э.: Обеспечение независимого подсчета голосов – это политика или нет?
Ч.Х.: Если они определятся с этим — что политика, что не политика — и если неполитические фонды будут от этого страдать, то да, мы, конечно, встанем вместе с ними, естественно.
К.Э.: С теми, которые политические?
Ч.Х.: Нет, теми, которые страдают от того, что этот закон не до конца прописан. Он так вот объявлен, а что там в нем — никто до конца не понимает.
К.Э.: Условно говоря, скажут: "Фонд "Подари жизнь" нормальный, они могут быть свободны. А вот ассоциацию "Голос" мы будем сейчас, так сказать, привлекать".
Ч.Х.: Что такое ассоциация "Голос", говорите сразу.
К.Э.: Ассоциация "Голос" – это ассоциация, которая занимается независимым мониторингом выборов в России. Вы скажете: "Хорошо, пусть их закатывают"?
Ч.Х.: Нет, конечно. Мы встанем вместе с ними, естественно. Насколько я понимаю, извините, политическая деятельность – это когда ведется финансирование из-за рубежа какими-то людьми, заинтересованными в ухудшении нашей с вами жизни, да? Им не интересна настоящая свобода, демократия. Сейчас не улыбайтесь, не делайте вид, что этого не существует, это существует, правда, мы все прекрасно об этом знаем, да?
К.Э.: Я не знаю.
Ч.Х.: Вы не знаете, а я знаю от американцев же.
К.Э.: Которые хотят нагадить нам, да, американцы?
Ч.Х.: Нет, не нагадить, это такая как бы всемирная политика, так везде…
К.Э.: По-моему, вы мне сказали: "Я в политике не разбираюсь".
Ч.Х.: Это я знаю от друзей, которые там варятся, которые в открытую об этом говорят. Да, это никуда не девалось.
К.Э.: Чулпан, вы сказали, что собираетесь менять законы, ваш фонд работает над изменением законов, которые, по идее, должны способствовать вашей деятельности. Какие это законы?
Ч.Х.: Над которыми мы сейчас работаем?
К.Э.: Что вам нужно изменить в российском законодательстве, чтобы фонд "Подари жизнь" и другие ваши благотворительные проекты чувствовали себя хорошо?
Ч.Х.: На сегодняшний день давно уже висит проблема очень остро: недопуск родителей в реанимацию к детям, это все отпущено на личное решение главного врача. Захочет он — будут пускать родителей, не захочет — не будут пускать родителей в реанимацию. В основном, большинство главных врачей не пускают родителей в реанимацию. И это нарушает права ребенка, уже не говоря об эмоциональной составляющей в этот момент и ребенка, который оставлен без ближайшего самого любимого человека, и родителей, которые, бывает так, что видят своего ребенка в последний раз в палате. Когда он попадает в реанимацию, в общем, уже и не видят больше. В общем, ситуация чудовищная, мы пытаемся ее который год уже изменить.
Еще одна проблема, она касается не только детской онкологии, а вообще онкологии, взрослой тоже — это обезболивающие препараты, наркотические обезболивающие препараты, которые невозможно получить, они по закону…
К.Э.: Для детей тоже?
Ч.Х.: И для детей, и для взрослых, в общем-то, та же самая история. По закону они как бы должны. А на деле получается так, что опять-таки врач… Наверное, вы в курсе последней истории лечащего врача, которую оштрафовали и которую судили за то, что она решила проявить милосердие. И на сегодняшний день ситуация такова, что врачам невыгодно говорить пациенту о том, что есть такой-то препарат, который избавит его от боли, потому что слишком много у врача будет проблем, проще вообще об этом умолчать, и, значит, сделать так, что человек будет мучиться. Поэтому мы пытаемся достучаться до Министерства здравоохранения. Два года назад нас вообще не слышали, говорили: "да вы что, да вы что, это будет наркооборот, тут же возникнут мошенники". Сейчас все-таки нас услышали и, по крайней мере, какие-то подвижки в этом направлении идут. Раньше рецепт выписанный действовал только пять дней. А если в это время лекарства нет в больнице, нет его пять дней в больнице, приходит лекарство на шестой день, но на шестой день у тебя уже нет возможности купить это лекарство. А если, не дай бог, праздники в нашей стране, то, значит, ты все эти праздники будешь мучиться и переживать все эти праздники совершенно по-другому. Сейчас с пяти дней это увеличилось до десяти дней. Кому-то кажется, что этого мало. А мы считаем, что это уже какой-то шаг вперед.
К.Э.: Как человек, занимающийся практической благотворительностью, как вы считаете, какие, не знаю, может быть, основные шаги, два-три, не больше, нужно было бы предпринять государственным структурам, какой закон надо было бы принять для того, чтобы благотворительная деятельность в России пошла мощно, чтобы открылись для этого возможности?
Ч.Х.: Государственным структурам? Ничего не надо. Людям, обществу надо принимать. Я не очень понимаю, как какая-то государственная структура должна быть заинтересована в людях. Я что-то в это не очень верю.
К.Э.: Слушайте, а говорите, что в политике ничего не понимаете.
Ч.Х.: Это не политика.
К.Э.: Государственная структура – точно политика. Нет, хорошо, я переформулирую вопрос. Какие законы нужны для того, чтобы в благотворительность пошли олигархи, деньги? Чтобы действительно какой-то дать толчок к развитию? Или надо ждать, пока люди созреют?
Ч.Х.: Это очень подробный разговор. Какой смысл в благотворительности? Сделать удобным отдавать помощь и удобным получать помощь. Сделать просто, создать эту технологию, сделать ее максимально эффективной. Вот в чем для меня понятие благотворительности. Я хочу помогать, мне должно это быть легко, мне должно быть это просто, мне нужна помощь, я должна получать ее легко, без всевозможных препон. Поэтому, конечно же, хотелось бы говорить о налогообложении, которое, например, существует в Великобритании. Но думаю, что для нашей страны рано. Мы проходили это, когда начались массовые мошенничества и всевозможные некрасивые истории на этой почве. Готовы мы к такому? Нет, не думаю. Хотелось бы в это верить, но не думаю. Например, совсем недавно еще родители платили налог с благотворительной помощи, то есть одну помощь в год они могли получить бесплатно, а за вторую помощь, если эта помощь оказана в этот же год, они должны были платить налоги. Иногда эта помощь бывает, допустим, в размере 200 тыс. евро на операцию по трансплантации. Вы представляете, какой должен быть налог?
К.Э.: Продолжим по поводу налогов, которые, как вы сказали, люди должны платить с помощи, которая поступает. Это действительно по-прежнему действует? Если людям прислали какую-то помощь благотворительную, то они должны за это заплатить?
Ч.Х.: Нет, это больше не действует. Сложно, медленно, но все-таки удалось отменить этот закон, теперь родители не платят за вторичную помощь. Это один из небольших таких примеров, что удалось сделать фонду. Еще есть проблемы, связанные с ввозом лекарств, и так далее, и так далее. Но я не буду сейчас подробно в это погружаться, потому что, на самом деле, наверное, для слушателей это уже китайская грамота.
К.Э.: Я посмотрел на ваш сайт…
Ч.Х.: Давайте о хорошем, можно? Я хочу рассказать о хорошем.
К.Э.: Я у вас одну вещь хочу только спросить. До этого мы говорили о благотворительности. Это моя личная точка зрения: деньги, которые можно освободить за счет льготного налогообложения, как в Великобритании, в Соединенных Штатах и так далее, это действительно, наверное, очень правильно и хорошо для очень богатых людей, средне богатых людей. Но, в общем и целом, все же статистические выкладки показывают, что в России, может быть, чуть больше, чем это было десять лет назад, но все-таки очень малый процент людей, который участвует в волонтерском движении и разного рода благотворительных акциях, по сравнению, скажем, с Германией или Соединенными Штатами. Скажите, ведь настоящей благотворительности не будет, пока общество не поменяется, пока люди не захотят в массе делать хорошее, пока у них не появится для этого свободное время или какое-то желание, может быть. Сколько этого ждать?
Ч.Х.: Не знаю, я вообще не знаю, сколько этого ждать. Я не знаю. Мне кажется, что у нас такое количество отзывчивых людей, один раз обжегшись на молоке, они теперь дуют на воду и, в общем, правильно делают. Поэтому для того, чтобы эта вода перестала их пугать, наверное, нужно делать какие-то маленькие дела и те поступки, которые возродят это доверие.
К.Э.: А "молоко" — это то жульничество, которое было вокруг благотворительности? Вы это имеете в виду?
Ч.Х.: Да, было и есть, по сегодняшний день есть. И с ним ничего сделать нельзя. Можно просто только смотреть со стороны и недоумевать: как же так, ведь время изменилось, ведь за это надо наказывать, нужно какие-то там прописывать новые законы по некоммерческим организациям и по благотворительности. Что такое собирать деньги через интернет? Как за это нужно наказывать? И так далее. Но все-таки есть уже некий костяк фондов, которые общаются друг с другом, которые знают друг друга, которые поддерживают друг друга…
К.Э.: У которых есть репутация.
Ч.Х.: Которые микроскопическими просто шагами возрождали это доверие.
К.Э.: Я хотел спросить про два проекта, с которыми вы связаны. Я прочитал на сайте "Православие и мир", что некоторое время назад вам мэрия Москвы предложила несколько участков для строительства детского хосписа, вам и, видимо, каким-то другим людям, которые этим интересуются. Потом я где-то прочитал, что хоспис построят не раньше, чем через три года. С чем это связано?
Ч.Х.: Москва, столица огромного государства, не имеет детского хосписа. Эта ситуация была невозможной. И мы вместе с фондом "Вера" – это фонд помощи хосписам — пытались как-то мобилизовать все свои силы, все свое влияние, все свои рычаги давления для того, чтобы эта ситуация поменялась. Она поменялась, у нас была встреча с Леонидом Печатниковым, были предоставлены на выбор четыре участка земли. Эти участки должны были быть в центре города для того, чтобы было не только помещение хосписа, но и выездная, мобильная паллиативная служба, она должна находиться в центре, чтобы удобно можно было бы доезжать куда нужно.
К.Э.: Облегчающая страдания на дому, условно говоря.
Ч.Х.: Ну, да.
К.Э.: Теперь вы собираете деньги на строительство? Или это город должен строить?
Ч.Х.: Теперь фонд "Вера" и фонд "Подари жизнь" придумали еще один фонд, который будет уже заниматься непосредственно этим детским хосписом. Фонд будет называться "Подари веру". Сейчас все бумаги оформляются. Уже этот фонд будет собирать деньги на строительство хосписа. Параллельно с этим нужно найти персонал, это не так-то просто, как вы понимаете, найти людей настоящих, которые придут в эту область, обучить этих людей. Это огромная работа, даже если хоспис как здание будет стоять через полгода, это не решит проблемы, потому что в нем должны работать уникальные люди, как сейчас работают в хосписе фонда "Вера".
К.Э.: Второй вопрос, который я вам хотел задать, собственно, про второй проект. Детский лагерь во Владимирской области для чего?
Ч.Х.: Да. Сколько нам осталось времени?
К.Э.: Нам осталось не очень много, но есть еще другие вопросы.
Ч.Х.: Сколько? Восемь минут, да, получается?
К.Э.: Минут семь есть у нас.
Ч.Х.: Можно тогда я потом, если успею, расскажу про Владимирскую область? Вообще можно тут говорить часами про проекты фонда.
К.Э.: Конечно.
Ч.Х.: Я сейчас хочу рассказать про то "горячее" и радостное событие, которое нам предстоит.
К.Э.: Не могу вам отказать, рассказывайте.
Ч.Х.: Вы спрашивали про то, как может реагировать общество, как все это поднимать, да? Вот у меня к вам встречное предложение: с 14 по 16 июня на стадионе ЦСКА будут проходить IV Всемирные игры победителей. Это важнейшее мероприятие, на самом деле. Мне бы очень хотелось, чтобы слушатели не зевнули, а, наоборот, распахнули уши.
К.Э.: Я про них все знаю. Моя старшая дочь там будет работать волонтером.
Ч.Х.: Да, правда?
К.Э.: Да.
Ч.Х.: Еще хотелось бы пригласить всех к нам туда зрителей, приходить с детьми, поболеть за тех детей, которые болели раком и теперь выздоровели. Потому что чем больше будет зрителей, тем больше у этих детей будет веры в то, что на самом деле все болезнь позади, они здоровы. Сейчас они заинтересованы только в этих спортивных соревнованиях. 400 детей из 12 стран мира. Это огромная такая организационная машина, которую взвалил на себя фонд "Подари жизнь", но это того стоит. Потому что те дети, которые были уже на Играх победителей, они меняются абсолютно, потому что для них это вот уже такое абсолютное доказательство…
К.Э.: Того, что они вернулись, выздоровели?
Ч.Х.: Того, что они выздоровели, да. Поэтому, дорогие друзья, просто приходите и проведите время. Это весело, это не страшно, это очень будет полезно тем детям, которые нуждаются в нашей поддержке. Они в этом нуждаются.
К.Э.: 100 % не страшно. И поддержка детям нужна.
Ч.Х.: И это будет весело. Это будет с музыкой, с артистами, со спортом, поэтому приходите.
К.Э.: С 14 по 16 июня?
Ч.Х.: Да, ЦСКА. Это программа реабилитации. Из этого плавно вытекаем в лагерь во Владимирской области. Что такое болезнь, онкология? Это очень долгий и мучительный процесс, иногда он идет годами. И вот, наконец, ребенок выздоравливает, он психологически должен сам себе доказать, что он здоров. Рядом мама, которая боится уже каждого чиха, каждой пылинки, и вся семья, в общем-то. И вот ребенка держат в этом состоянии, под колпаком — загорать нельзя, плавать нельзя, тут продует, тут это, тут не ходи, в классе тоже так немножко с опаской…
К.Э.: А тут его изымают и…?
Ч.Х.: А тут его изымают, да, и бросают в такое вот плавание. Мы смотрели такие лагеря в Ирландии и в Америке. И, конечно, там не то что больной ребенок, там любой здоровый взрослый после этого лагеря выходит совершенно с другим ощущением. Там избавляют от понятия "страх" вообще в принципе. Весь этот лагерь подчинен тому, что ребенку говорят: "Страха нет. Ты здоров". Это важнейший пункт реабилитации, когда ребенку взрослые говорят: "Ты не больной. Все, ты здоров. Все, давай прыгай с десятиметровой башни, катайся, скачи на лошадях, стреляй из лука, купайся, плавай".
К.Э.: Два вопроса у меня к вам осталось, у нас времени действительно не очень много. Все-таки вы актриса, мы с вами ничего не говорили о творчестве. Амир Хайруллин на Facebook спрашивает: какую роль вы еще не сыграли в театре или в кино, но хотели бы сыграть?
Ч.Х.: Не смогу ответить сейчас на этот вопрос. Потому что мне надо переформатироваться…
К.Э.: Из благотворителей в актрису?
Ч.Х.: Это не благотворительность, нет. Вы начали про политику, столько времени мы на это потеряли…
К.Э.: Мы не потеряли.
Ч.Х.: Потеряли-потеряли, потеряли абсолютно, как сейчас теряем. Мне очень хотелось бы объяснить, как каждый человек, который верит, например, в то, что детский рак лечится — он лечится в развитых странах на 94%, 94% детей выздоравливают от детского рака — как он может помочь? Он может помочь по-разному. Он может перечислить деньги. Это очень сейчас удобно через либо Сбербанк, либо через терминалы QIWI, с 1 июня короткий номер заработает – 6162. Он может, если у него нет денег, прийти и сдать кровь. Кровь очень нужна, без крови этих детей не вылечить. Он может просто стать волонтером. Он даже может стать волонтером, не приходя в больницу. Он может просто писать детям письма, сказать: "Эй, Паша, привет! Как у тебя дела?" И Паша на эту секунду отвлечется от своей болезни и будет в переписке с кем-то. Какие-то крупные компании, транспортные компании возят наших детей на мероприятия, всевозможные творческие коллективы приглашают детей, мам, родителей, волонтеров.
К.Э.: Рестораны кормят. Это понятно. Каждый может внести свое.
Ч.Х.: Рестораны кормят, МТС оплачивает телефоны сотрудникам, "большая тройка" уже…
К.Э.: Чулпан, мы перешли уже в сферу рекламы практически. В "большую тройку" входит и компания "Мегафон", так сказать, нам сестринская…
Ч.Х.: Я и говорю, что помогает вся "большая тройка".
К.Э.: У меня к вам короткий последний вопрос, потому что осталось несколько секунд. Скажите, вы убедились в том, что поэт в России больше, чем поэт, а актриса в России больше, чем актриса, она — общественный деятель?
Ч.Х.: Ужасны все эти слова. Я не общественный деятель, я не благотворитель. Да, я по профессии актриса, да, но я не хочу жить в этом мире, который вы мне предлагаете. Я хочу жить в другом мире и я буду его менять по мере своих возможностей. К общественной деятельности это не имеет никакого отношения. Это мой личный мир, в котором я хочу жить.
Авторские страницы
Комментариев нет:
Отправить комментарий