Угадайте, отдадут под суд Путина ВВ до окончания президентского срока за создание фашисткого режима, геноцид коренного населения России, крышевание воров - олигархов ?

Айсберг, который потопил Титаник

Что пытался Ходорковский изменить в России?

http://finam.fm/archive-view/8369/1/

• Выпуск
• Расшифровка

ЯСИНА: Добрый вечер, дорогие слушатели, с вами программа «Жажда жизни» и Ирина Ясина. И сегодня мы не будем делать длинных вступлений, говорить о трудностях бытия и о том, как мучительно мы ищем в этом бытие что-то хорошее и находим, а поговорим мы исключительно о дне рождения Михаила Борисовича Ходорковского, которому исполнилось два дня тому назад 50 лет. И мы его поздравляем, любим, ждем, гордимся тем, что работали вместе.
И сегодня вспомнить то, как мы работали вместе, я позвала своих очень близких друзей, хороших коллег: Михаила Яструбицкого, который был директором фонда «Открытая Россия», в котором мы все вместе работали; и Толю Ермолина, директора проектов, важнейших проектов этого фонда. По сути, сказать изначально мне больше нечего, а дальше, в процессе разговора, мы уже будем всякие рассказывать диковинки.
Вот, например, про то, что сидящий здесь Ермолин на самом деле не просто Ермолин, а боец спецподразделения «Вымпел» КГБ СССР, которого занесло в наши скромные нефтяные пенаты, в общем, в какой-то совершенно удивительный улей. Но те проекты, которые делал Толя по работе с детьми, по работе с волонтерами, по учреждению лицея «Кораллово», который существует в Кораллово, лицей «Подмосковный», который существует по сей день, в котором живут родители Михаила Борисовича, Марина Филипповна и Борис Моисеевич. С этого, собственно, я и хочу начать.
Толя, расскажи каким образом, как создавался лицей? В каком году? Почему вдруг Ходорковскому, тогда еще банкиру, не нефтянику, пришла в голову эта идея – заняться такой общественно-полезной деятельностью? Ведь тогда, мягко выражаясь, это было совершенной диковинкой. Итак, Анатолий Ермолин.
ЕРМОЛИН: Это был 1994 год, и я был простой советский безработный. Мне только 30 исполнилось, и я уволился….
ЯСИНА: И ты уволился.
ЕРМОЛИН: …Действительно, из «Вымпела». Я-то сейчас знаю, как меня нашли, а тогда я понятия не имел, просто по телефону позвонили и сказали: «Вас приглашают в «МЕНАТЕП», с вами хочет поговорить Ходорковский».
ЯСИНА: А ты знал, кто такой?
ЕРМОЛИН: Нет, я понятия не имел. Я видел часы, вот эта программа «Время», там было написано «МЕНАТЕП», и жена говорит: «Тебе звонили». Я говорю: «Я не знаю ни «МЕНАТЕП», ни Ходорковского». Она говорит: «Ну, сходи, увидишь». И я на следующий день пришел, и встречает меня, смотрю, мой ровесник, по сути дела.
ЯСИНА: Ну да, на год старше.
ЕРМОЛИН: Несколько месяцев разница, даже меньше года. И он так сходу говорит: «Мне вас рекомендовали как специалиста в области воспитания мальчишек». А у меня был скаутский клуб «Кавалергард» еще при «Вымпеле». Я говорю: «Ну, как-то я другим, вообще занимался». «Нет, вот у меня есть тут предложение вам: как вы отнесетесь к идее учувствовать в создании лицея для детей погибших офицеров?» Нет, тогда еще не было идеи, что дети погибших офицеров, просто такого лицея-интерната. Я говорю: «Цель?» Он говорит: «Понимаете, мне нужно, я очень хорошо понимаю, что для того, чтобы воспитать хорошего специалиста, который работал (это же был корпоративный, банковский, сначала пробанковский – идея была такая, и профориентация была у первого набора у лицея) – я понимаю, что не заплачу никогда таких денег, которые заплатят кассиру или операционисту бандиты. Поэтому мне нужно, чтобы наши сотрудники относились качественно, чтобы для них компания предоставляла определенную ценность. Это идея корпоративного воспитания».
Я говорю: «Все?» «Все». «Когда приходить на работу?» «Завтра». Хотя там ни лицея, ничего не было.
ЯСИНА: Расскажи, пожалуйста, как вы собирали первый набор детей?
ЕРМОЛИН: Вот когда мы сели уже, и начали… Там Юрий Григорьевич Мамонов, тоже один из первых, кто начинал этот лицей.
ЯСИНА: Тоже «вымпеловец»?
ЕРМОЛИН: Нет, он – генерал-майор, пограничник, но тоже кагэбэшник, генерал из КГБ. И вот тогда появилась идея, Юрий Григорьевич ее, в общем, предложил Михаил Борисовичу, говорит: «Можно брать просто сирот, а можно брать таких детей, которые больше всех этого заслуживают. Давайте сделаем лицей для детей погибших офицеров».
Тогда директором Федеральной пограничной службы был Николаев, и был издан специальный приказ по войскам, и мы с Юрием Григорьевичем поехали. Юрий Григорьевич поехал в Таджикистан, я поехал там, где наши войска, там чеченская группировка стояла, это Ставрополь и Армения. И вот мы ездили буквально по погранотрядам, по заставам, встречались с вдовами, а где-то и с вдовцами.
Вот у нас там один мальчик, который сейчас уже старший офицер погранвойск, Карен, у него другая была ситуация. Он из Гюмри, там было землетрясение, мама погибла в землетрясении, отец – старший прапорщик, осталось трое детей. И вот мы его взяли.
ЯСИНА: Чтобы долго не перечислять всех тех замечательных детишек, которые прошли через лицей в Кораллово, я добавлю только, что сейчас там заканчивают дети «Норд-Оста», заканчивают обучение дети Беслана, закончил интернат мальчик такой Ваня Гамов, замечательный, сын генерала, который был когда-то сожжен браконьерами на Сахалине, если вы помните.
В общем, это абсолютно уникальное явление, которое Ходорковский поддерживает до сих пор. Несмотря на то, что сам уже десять лет находится в тюрьме.
Вот сейчас мне еще хотелось бы еще задать вопрос про замечательную организацию, которая была им же создана, это Федерация Интернет-образования, которая обучила… Сколько тысяч, Миша, учителей Интернету?
ЯСТРУБИЦКИЙ: Около 150 тысяч.
ЯСИНА: А в какие годы была она создана?
ЯСТРУБИЦКИЙ: Смотрите, значит, история была такая довольно интересная.
ЯСИНА: Это Михаил Яструбицкий.
ЯСТРУБИЦКИЙ: Добрый вечер. На самом деле, Ходорковский всегда задумывался об эффективности собственной компании. И поэтому в конце 1996-го – начале 1997 года вообще, в принципе, встал вопрос о переводе в цифру всего делового оборота, всего документооборота компании. И я помню совещание, на котором Ходорковский давал указания о том, как будет происходить обучение, и так далее. И все, в общем, вице-президенты были абсолютно счастливы, что всех, наконец-то, придется учить, понимая, что на самом деле им, наверное, учиться не придется. И что было удивительно (в том числе и для меня): Ходорковский предупредил всех, что экзамен, зачет по Интернету и электронной почте у вице-президентов будет принимать он лично.
ЯСИНА: Я представляю их лица.
ЯСТРУБИЦКИЙ: Да, это были, в общем, довольно серьезные дяди, лица которых были удрученные. Тем не менее, компания перешла на цифру, не так быстро, но…
ЯСИНА: Ну, а ФИО?
ЯСТРУБИЦКИЙ: И собственно говоря, ФИО стала неким продолжением.
ЯСИНА: ФИО – это Федерация Интернет-образования.
ЯСТРУБИЦКИЙ: Да. Значит, ФИО стала неким продолжением этого, потому что компания была большая, она существовала в разных регионах, и естественно, нужны были сотрудники, люди которые умеют пользоваться новыми технологиями. Тогда это был космос.
ЯСИНА: И вот представляешь, как далеко он думал? Он ведь понимал, что сотрудников воспитывают школьные учителя.
ЯСТРУБИЦКИЙ: Совершенно верно. Можно было обучать просто сотрудников, но, тем не менее, было принято решение о том, что мы готовим именно тех людей, подготавливаем тех людей, которые занимаются обучением. При этом Ходорковский понимал, что значительная часть людей, которые пройдут через Федерацию Интернет-образования, в принципе, могут и не попасть в компанию. И это его вполне устраивало.
ЯСИНА: Если 150 тысяч учителей обучено.
ЯСТРУБИЦКИЙ: Совершенно верно. Теперь умножить количество этих учителей на количество людей, которых они обучили – и вы получите довольно космическую цифру. А это, не забывайте, 1997-1998 год, когда Интернет только-только начал появляться, Это было очень важно.
ЯСИНА: Вот еще один проект, который я нежно люблю уже по личным мотивам, который тоже вел Толя Ермолин. Я все к тому хочу привести, что вы поймите, это были 90-е лихие. Ходорковский был еще не тем Ходорковским, которым он известен нам сейчас. И вот, тем не менее, и лицей, и обучение учителей, и замечательное совершенно движение «Новая цивилизация», которое было создано для подростков. И вот Толя Ермолин им, собственно, уже очень непосредственно руководил.
ЕРМОЛИН: Ну, собственно, эта «Новая цивилизация», я всегда об этом говорю, она родилась из лицея. Потому что, в общем, содержание нашей работы с подростками заключалось в комплексных деловых играх, которые моделируют эффективный социум, эффективную экономику, эффективные выборы, эффективную общественную деятельность.
И, в общем, все основные, как раз киты: глубокое экономическое образование, управленческая подготовка, приключенческие тренинги – ведь всегда же мы, даже в любом горном лагере, на Красной поляне который делали, всегда девчонки брали с собой… У нас были такие сказочные программы – «Бал королевы», всегда брали вечерние платья, туфли на шпильках, всегда была такая красивая сказка. И я помню даже, когда еще в лицее, когда я по «МЕНАТЕПу» ходил, ну, не то что клянчил деньги, но говорил: «Дайте деньги». «Зачем тебе деньги?» «Мне нужно купить жумары, мне нужно купить альпинистскую веревку». «Что ты сказал такое?» «Жумары, такие приспособления для того чтобы по отвесной веревке по скалам подниматься». «Слушай, это у Миши блажь, он наиграется и забудет про это дело».
Так вот эта «блажь» вылилась во что? У нас больше 1000 школ участвовало в нашем проекте, это более миллиона детей одновременно имели возможность участвовать, по сути дела, в наших программах. Потому что была такая комплексная система, игра «Школа как детская демократическая республика», по сути…
ЯСИНА: Я помню, поскольку моя дочь, личная дочь, принимала в этом во всем участие: играла в лагере и в издание независимой газеты, и в независимый суд, и кто-то был банкиром, кто-то предпринимателем, кто-то социальным работником. В общем, все это было, на Истре она была.
ЕРМОЛИН: Да, у нас потом появился очень хороший кемпинг, настоящего такого, я не побоюсь этого слова, мирового уровня. По лучшим международным стандартам был он построен, это было очень интересно.
ЯСИНА: И самое главное, что дети в регионах тоже могли этим пользоваться.
ЕРМОЛИН: Так только они и пользовались. По сути дела, у нас был весь проект таким образом устроен, что через систему игр в каждом регионе отбирались команды по 30 человек.
ЯСТРУБИЦКИЙ: Москва была всего лишь одной из команд.
ЕРМОЛИН: У меня из Москвы почти никогда никого не было. Мы брали детей сотрудников «ЮКОСа», а так… Это был такой внесистемный отбор, потому что у нас не было в Москве вот этого комплекса.
ЯСИНА: Я понимаю, да. Мы по блату попадали.
ЕРМОЛИН: Да, по блату. Вы попадали по блату, это правда. Но, кстати, один раз, вспоминаю историю, помню, звонит мне секретарь и говорит: «Анатолий Александрович, вот уже пятый раз женщина звонит из Госдумы, пытается пристроить ребенка в наш лагерь». Я говорю: «Ну, нет мест», – у нас был конкурс по 30 человек на место на Истру. Она потом перезванивает: «Она говорит, что у нее мальчик из «Норд-Оста». – Вопросов нет, берем сразу».
ЯСИНА: Конечно.
ЕРМОЛИН: И потом, кстати, была, знаешь, какая ответная ситуация? Когда я уже стал депутатом Госдумы, сижу и ничего не понимаю, куда идти? Что делать? Подходит женщина и говорит: «Это вы на Истре были?» «Да». «А помните мальчика из «Норд-Оста»?» «Историю помню, но вас, конечно, не помню». «Вам что нужно?» «Не знаю, что мне нужно». «Посидите 5 минут здесь».
Я был первый депутат в четвертом созыве, который получил кабинет, подключенную оргтехнику, это все.
ЯСИНА: Притом, что Ходорковский уже в тюрьме был?
ЕРМОЛИН: Да.
ЯСИНА: Весь твой грустный созыв тогда начался?
ЕРМОЛИН: Ну да, к сожалению.
ЯСИНА: Я хочу, прежде чем мы перейдем, собственно, к обсуждению, рассказу об «Открытой России», который, наверное, явился апогеем деятельности Ходорковского, в котором мы все с вами втроем принимали очень активное участие, я еще раз хочу сказать о том, что вот те три проекта, о которых мы рассказали, это были 90-е годы. Ходорковский был еще совершенно не тем человеком, каким он стал позднее.
Я с ним познакомилась близко в 2000 году, когда он меня, собственно, позвал устраивать подходы, создавать к этой «Открытой России», и собственно, как цель он мне сформулировал следующую вещь. Он мне сказал, что «нам надо сделать такую ситуацию, чтобы наши дети (а мы ровесники тоже), даже проучившись за границей, хотели работать дома, чтобы они все возвращались домой и приносили пользу своему отечеству».
Вот слово «отечество», которое он тогда произнес, для меня было не просто пафосным и не просто громким, а каким-то очень родным и близким. И вот таким, собственно, он мне очень сильно запомнился, и тогда я с радостью пришла в «Открытую Россию». Сейчас мы на минуточку прервемся и дальше продолжим.
ЯСИНА: С вами Ирина Ясина и программа «Жажда жизни». Я, прежде чем мы начнем обсуждение того, как хорошо нам было работать в «Открытой России», хочу попросить нашего звукооператора и режиссера включить телефон в студии, а слушателям напомнить: код города – 495, номер – 65-10-996. Если кто хочет – звоните нам. Гадостей, пожалуйста, не говорите, потому что мы все-таки хотим, вдруг… Конечно, у Ходорковского не получится нас послушать, но расшифровочку мы потом ему перешлем.
Миша, посмотри на меня, отвлекись от своего лэптопа и расскажи мне, пожалуйста, уж тебя занесло на самую опасную, наверное, в твоей жизни, карьерную ступеньку. Ты был исполнительным директором этой самой «Открытой России» в тот момент, когда Михаил Борисович уже был в тюрьме. Я понимаю, что ты честный человек, смелый мужчина и так далее, но скажи честно, страшно не было?
ЯСТРУБИЦКИЙ: Было, но уже потом.
ЯСИНА: Потом – это когда?
ЯСТРУБИЦКИЙ: Потом, когда уже все закончилось, было страшно. Дело в том, что тут недалеко мой родной Институт народного хозяйства имени Плеханова, и я всю свою жизнь занимался, собственно говоря, решением разного рода административно-хозяйственных вопросов. И представить себе, что хозяйственнику может быть значительно страшнее, чем политику, мне было довольно сложно.
Волею случая я пришел в группу, когда еще не было «Роспрома», это был еще тогда банк «МЕНАТЕП», и я всю дорогу занимался решением тех или иных административно-управленческих хозяйственных вопросов. И вот вдруг неожиданно начались события, которые трудно было себе представить: заключение Ходорковского, огромный механизм фонда «Открытая Россия», бюджет которого в последние годы достигал 19, почти 20 миллионов долларов в год. Мы просто работали на самом деле.
ЯСИНА: Работали, я понимаю. В свое время, я помню, ты даже следователя удивил тем, как работали.
ЯСТРУБИЦКИЙ: Ну да, это была такая довольно славная история. Это уже был 2006 год, весна, когда пришли закрывать счета «Открытой России», это было чуть раньше, чем закрытие счетов. Меня попросили предоставить некую информацию о том, чем мы, собственно говоря, здесь занимаемся, и я достал, в общем, довольно простую вещь: листочек А4, на котором были перечислены все проекты.
ЯСИНА: Например, какие?
ЯСТРУБИЦКИЙ: Ну, смотрите, значит: «Школа публичной политики» – раз (это из больших), «Помоги советом» – два.
ЯСИНА: Это Толин проект.
ЯСТРУБИЦКИЙ: Это Толин проект. «Клуб региональной журналистики» – три (это твой проект), фонд «Общественный вердикт» – четыре, проект «Правосудие».
ЯСИНА: Он, по-моему, так и не пошел. С судами у нас тяжело было. Ну, неважно, ладно, короче – проекты. И что?
ЯСТРУБИЦКИЙ: Внизу стояло: «Итого» – 19 миллионов 800 тысяч долларов в год. Человек, который сидел напротив меня, который, собственно говоря, руководил визитом ОМОНа и Генеральной прокуратуры, задал вопрос, интонация, в общем, была такая: «Неужели вот эти деньги, на все, вот все на это?» Ну, не очень уютно себя чувствуешь, когда у тебя в коридоре пять бригад Генеральной прокуратуры и отряд ОМОНа во главе. На что я сказал: «Если вы найдете хоть одну украденную копейку, хоть в одном регионе, отдайте этого человека мне, даже не тратьте на него время».
Да, мы так работали. Причем я считал и продолжаю считать, что работа некоммерческих организаций по своей эффективности значительно выше, чем коммерческих, потому что в значительной степени люди работают не за деньги. И это было очень важно.
ЯСИНА: За совесть.
ЯСТРУБИЦКИЙ: Да. Это очень важно.
ЕРМОЛИН: Миша, но это им не помешало потом ничего не сделать. Я просто вспоминаю, как Миша ко мне заходит и говорит: «Слушай, пришло письмо, там деньги арестованы, по твоему проекту претензии. У тебя там 12 контрагентов находятся в розыске». Я, честно говоря, чуть со стула не упал. Мне стало… Я тут же: «Давай список». Открываю список, читаю: институт Аузана, все такие уважаемые организации, которые вот здесь сидят, работают.
ЯСИНА: И разыскивать их особо не надо.
ЕРМОЛИН: И все в розыске в письме, что вот это…
ЯСИНА: Толя, расскажи про свой проект, про «Помоги советом». Что это, собственно, было?
ЕРМОЛИН: Ну, это было, опять же… У меня проекты росли один из другого, и, в общем-то, мы вышли на тему волонтерства и как раз понимали, что волонтерство – это очень серьезная производительная сила, и, в общем-то, если перевести в деньги, то это огромная инвестиция в развитие страны.
А идея была очень простая: мы хотели создать такую систему, когда каждый человек, вне зависимости от того, какие у него проблемы, получает персональную помощь. Проект назывался «Помоги советом».
ЯСИНА: Что для этого делалось?
ЕРМОЛИН: Мы создавали такие, можно назвать, общественные приемные, хотя на самом деле это были диспетчерские, куда приходил человек, и диспетчер приема оформлял паспорт проблемы. Но что самое, в чем была инновация…
ЯСИНА: Это тоже было в регионах?
ЕРМОЛИН: В регионах, конечно. Вокруг создавались волонтерские сообщества по специализациям. Вот защита прав потребителей, вот защита прав военнослужащих. И происходило соединение этих людей, и они потом уже в автономном режиме сами решали эти проблемы. Мы успели проработать около девяти месяцев в рамках «Открытой России» и создания вот этой сети.
У нас было 36 тысяч успешных историй. Вот одну расскажу. В Омске эта история была, когда полковник, комбат, афганец вдруг обнаружил, что он десять лет переплачивал за квартиру. Он пришел в ЖЭК, говорит: «Вот так и так». Ему говорят: «Товарищ полковник, вы уважаемый человек, но сделать ничего нельзя». Он пришел в центр и там девчонки с юрфака помогли ему оформить исковое заявление, и они выиграли ему суд.
Что делает человек? Он берет газонокосилку и начинает подстригать лужайку перед офисом. А рядом коммерческий банк. К нему подходит охранник и говорит: «Мужик, все равно ты подстригаешь. На тебе 500 рублей, и у нас здесь пройдись». Тот показывает красноречивый жест и говорит: «Я здесь не за деньги подстригаю».
И вот эта система сработала, она получилась. Вот такие центры стали превращаться в такие заводики по производству человеческих отношений, потому что люди помогали друг другу. И почти 90% людей, которые получали помощь от таких центров, они уходили и говорили: «Слушайте, ребята, классно. Классно, что я кому-то нужен. Вот вы мне помогли в юридическом плане, а я бухгалтер. Нужно будет помочь что-то в этом плане – вот мои контакты, давайте дальше…»
ЯСИНА: Толя, скажи, а с чего вдруг нас обвиняли в том, что мы занимаемся политикой?
ЕРМОЛИН: Для меня нет никакого секрета в этом.
ЯСИНА: Ну, скажи.
ЕРМОЛИН: Дело в том, что любой общественный проект, успешный общественный проект, который начинает нравиться населению, он рассматривается автоматически как политический.
ЯСИНА: Нашим руководством.
ЕРМОЛИН: Да. Потому что это «а к кому будут лояльны эти люди, а куда их потом поведут?»
ЯСИНА: То, что они будут лояльны тому, что называется отечество, никого не волнует.
ЕРМОЛИН: Нет, ну вместо того, чтобы заниматься конкуренцией, создавать похожие проекты для людей и конкурировать в ухаживании за населением (такой есть в бизнесе термин сейчас), у нас же все… Запрещать и не пускать.
ЯСТРУБИЦКИЙ: Политика…
ЯСИНА: Это Михаил Яструбицкий.
ЯСТРУБИЦКИЙ: Значит, образование – это политика, культура – политика, история – политика. У нас все – политика.
ЕРМОЛИН: Ну, это же ментальные модели. Что такое воспитание? Это формирование мировоззрения, формирование способов решения проблем. Что такое «Новая цивилизация»? Это такая уникальная технология массового обучения тысяч, десятков тысяч ребят…
ЯСИНА: Слушай, а тебя же еще обвиняли в том, что ты с саентологами какие-то дела имеешь.
ЕРМОЛИН: Это не просто обвиняли, а мне даже со службы безопасности «ЮКОС» как-то звонят и говорят: «Анатолий Александрович, посмотрите на свой сайт». Нормальный сайт, «Новая цивилизация». «А вы по ссылочке перейдите, зайдите теперь на сайт сайентологов». «Я не знаю что». «Ну, вот я вам ссылку, посмотрите».
ЯСИНА: А кто это, да?
ЕРМОЛИН: Я захожу и там написано: «Миры «Новой цивилизации. Молодежный проект. Кликните». Я кликаю и улетаю на свой сайт. Уже тогда вот такие провокации уже создавались.
ЯСИНА: Как ты думаешь, кому это было нужно?
ЕРМОЛИН: Знаешь, я еще по первому дефолту помню, по 1998 году, когда чуть-чуть «ЮКОС» даже не то что зашатался, а ему стало так же трудно, как всей стране. И по всей стране, по всем нашим регионам пошли вот эти заказные статьи: «Кинул «ЮКОС» детей» и «Когда закончилась «Новая цивилизация». Самое противное, что детей начали третировать.
Мы не могли исполнить какие-то обязательства, например, отправить их на международный, на всемирный слет скаутов. А уже губернатор вручил путевку, а уже мы обещали. Ребенок пытается (он понимает – в «ЮКОСе» денег нет) выходить на местную власть. А власть вместо того, чтобы взять отправить одного ребенка, начинает создавать целую пропагандистскую кампанию, для того чтобы…
ЯСИНА: Это все-таки немножко не то, о чем я тебя спрашиваю. Вот новые владельцы тех активов, которыми владел Ходорковский, я имею в виду «Роснефть» непосредственно, потому что основные активы «ЮКОСа» перешли к «Роснефти». Ведь ничто из тех социальных проектов, которые вели мы с вами: ни лицей, ни «ФИО», ни «Новая цивилизация», ни «Открытая Россия» – ничего не переняли, ничего эти люди не стали делать.
Ведь получается так, что тот, кто озабочен, в самом лучшем смысле этого слова, судьбой страны, будущим наших детей здесь, в России, сидит в тюрьме, а те, кто берут его собственность и ею распоряжаются, они как бы ни за что не отвечают, они ничего не делают, они ни в чем таком не замечены.
К сожалению, я еще минуту займу, мы мало рассказывали о том, что делала «Открытая Россия» и все эти проекты тогда, когда мы их делали. Потому что у нас всегда была дилемма: говорить о том, что делает Ходорковский в этой области, можно было только за деньги. Потому что, ну что греха таить, пресса – довольно алчные люди, и в основном все хотели денег.
ЕРМОЛИН: Были алчные.
ЯСИНА: Были алчные, потом стали другие.
ЕРМОЛИН: Потом стали пугливые.
ЯСТРУБИЦКИЙ: А потом – послушные.
ЯСИНА: Что, в общем, пугливые и послушные – в данном случае синонимы. И мы всегда думали: «А почему мы будем рассказывать? Мы лучше на эти деньги что-нибудь полезное сделаем». Ну вот, тем не менее, кому было нужно загасить все эти проекты?
ЕРМОЛИН: Мне понятно, кому. Это же была, не побоюсь этого слова, новая государственная стратегия. И на самом деле вопрос ведь не в том, что они переняли, а вопрос в том, что каленым железом выжигали. Вот здесь московские клубы «Новой цивилизации», да и в ряде регионов, просто директоров Дворцов пионеров и школьников вызывали и говорили: «Либо заявление на стол, либо завтра клуба «Новая цивилизация» не будет».
Мы пытались строить другую культуру, мы пытались создавать другого человека. Другой же заход был, те же самые движения наши, вот вспомни наш проект «Лига дела».
ЯСИНА: Да, помню.
ЕРМОЛИН: Она называлась, у нее название было, кстати, второе (мало кто о нем знает): «Идущие сами». Это было как раз тогда, когда «Идущие вместе» были, вот у нас были «Идущие сами».
ЯСИНА: Первее, по-моему, все-таки.
ЕРМОЛИН: Мы, конечно, вперед это делали. Но взять нашу Истру, эти кемпинги на природе…
ЯСИНА: И сделать «Селигер».
ЕРМОЛИН: Да. Вторая история, очень похожая, там тоже история: пионерская организация, когда все украли у скаутов, потом перебили всех скаутов и сказали, что это придумали мы, и сделали пионерскую организацию.
ЯСИНА: Это было еще при советской власти.
ЯСТРУБИЦКИЙ: Два…
ЯСИНА: Да, Миша.
ЯСТРУБИЦКИЙ: Две вещи. Да, действительно, есть объективные решения, которые рано или поздно должны выполняться. Только два примера: это «Школа публичной политики», которая в свое время была создана Ходорковским в рамках «Открытой России» и последующие школы, которые создавались действующей партией, в общем, очень похожие и абсолютно с не той эффективностью.
То же самое касается, если вы помните, пресловутого нефтепровода в Китай, который был предложен Ходорковским, и который сейчас будет реализован или уже в процессе реализации.
ЯСИНА: Господином Сечиным.
ЯСТРУБИЦКИЙ: Совершенно верно. Есть вещи, которые по определению объективны.
ЯСИНА: Давайте вернемся к личности Михаила Борисовича непосредственно. Толя, как ты объясняешь то, что он, молодой человек, в общем, очень такой механистический в самом таком прямом смысле этого слова, нацеленный на прибыль, на такие сугубо капиталистические вещи, стал думать об этом всем?
ЕРМОЛИН: Понимаешь, поскольку я уже больше 20 лет знаю Михаила Борисовича и его семью, я просто знаю, что все идет из семейных ценностей. Взять тот же лицей под Москвой. Кстати, это был тот проект, про который нам категорически было запрещено рассказывать. Страна узнала про лицей, когда туда пришли люди в масках.
ЯСИНА: Да, правда.
ЕРМОЛИН: Нам было категорически запрещено рассказывать про сам, про бриллиант, на самом деле, в короне всех проектов «ЮКОСа». Это был семейный интимный проект, помощь самым нуждающимся. Надо вспомнить, что Борис Моисеевич – беспризорник, это был семейный проект.
ЯСИНА: Это папа Михаила Борисовича.
ЕРМОЛИН: Да. Поэтому все идет оттуда. Сколько проектов мы ни делали (ты сама это помнишь), мне говорили: «Да ты знаешь, да это олигархи».
ЯСИНА: Для чего-то искупают.
ЕРМОЛИН: «Для чего ты это делаешь?»
ЯСТРУБИЦКИЙ: Искупают.
ЕРМОЛИН: Да. «Ты чего-то не знаешь. Тебе потом…» Не знаю, вот я 20 лет, может, чего-то не знаю. И кстати говоря, когда ко мне подходили те же самые организаторы «Селигера» и говорят (они так уважительно к нашим программам относятся): «Объясните, какие специальные чекистские технологии вы применяли, чтобы вот такая лояльность к Ходорковскому?» Я говорю: «Ребята, мы никогда ничего не просили взамен. Мы просто делали для молодежи классные проекты».
ЯСИНА: А расскажи, как Ходорковский зашел первый раз (сейчас, Миша, расскажет Толя), как зашел в лицей.
ЕРМОЛИН: Да, это отдельная история. Ты знаешь его принцип: он если берет человека на проект, он договаривается по деньгам, по целям, по задачам – и не лезет. Вот удивительно. Он полгода вообще в лицей не заходил. Там родители жили, он к ним приезжал каждую неделю. Я еще поражался: при его нагрузке каждую неделю почти он старался быть и приезжать к родителям.
И я уже привык, что он издали так как-то смотрит на детей, в метрах 300, но никогда не подходил. А один раз пришел. Это был воскресный день, дети закончили генеральную уборку, сидели по квартирам (у нас был семейный подход, семейное обучение). Все блестело, все было вымыто. Вот он зашел, это осень была, он разулся и пошел босиком, в носках. И, конечно, он «убил» всех наших преподавателей.
ЯСТРУБИЦКИЙ: Человек вырос в коммунальной квартире, о чем вы говорите? Естественно, он понимает такого рода тонкости.
ЕРМОЛИН: Никто до этого не делал. Ну, тщательно вытирали ноги или что-то такое.
ЯСИНА: Он хозяин этого всего был.
ЕРМОЛИН: Да.
ЯСИНА: Вообще, мог бы…
ЕРМОЛИН: Это уважение к детям, я считаю, к труду детскому.
ЯСТРУБИЦКИЙ: Две вещи хочу сказать. Что значит – хозяин? Да, действительно, он – хозяин, он действительно был миллиардер, но я очень хорошо помню (я, кстати, у него этому научился), когда Ходорковский лично звонил кому-либо по телефону, прежде чем начать разговор, он всегда спрашивал: «Вы сейчас можете со мной говорить?» При всех миллионах, миллиардах, при всей, соответственно, значимости и так далее.
А про Толю хочу вспомнить вот какую историю, он, может быть, ее не помнит, а я помню, он сам мне ее и рассказывал, мы, собственно говоря, наблюдали за его проектами. Это к вопросу о том, какие технологии…
ЕРМОЛИН: В каком смысле вы наблюдали за проектами?
ЯСТРУБИЦКИЙ: Мы за всем наблюдали, мы – хозяйственники, мы за всем наблюдаем.
ЯСИНА: Финансовая служба, конечно.
ЯСТРУБИЦКИЙ: Значит, это к вопросу о том, какие технологии вы применяли. Они же работали не просто с детьми, они же еще и над собой работали. Они снимали каждый семинар, каждый тренинг, и я помню, была история, когда Толя мне рассказывал, и мы это видели, он говорит: «Слушай, ведем специально семинар, тренируем демократическое отношение».
ЕРМОЛИН: «Лига дела», да.
ЯСТРУБИЦКИЙ: «Способность к дискуссии и так далее. Смотрим потом сами на себя, тренеры, участники, руководители программ – какие мы авторитарные».
ЯСИНА: Ужас.
ЯСТРУБИЦКИЙ: Ужас, да, со стороны.
ЕРМОЛИН: Синдром зомби.
ЯСТРУБИЦКИЙ: Да. Они работали над собой – в этом секрет.
ЯСИНА: Вообще, умение признавать собственные ошибки было и у Ходорковского.
ЕРМОЛИН: Это правда.
ЯСИНА: Абсолютно уникально для человека такого уровня. Я помню, как он пытался создать фонд «Общественный вердикт», и мы, в конце концов, его создали, и искал туда первое лицо. Мне он не доверял, сказал: «Эти ваши интеллигентские штучки, Ирочка, оставьте при себе. Тут займутся мои хедхантеры».
И хедхантеры «ЮКОС» пошли по вторым лицам всех общественных организаций ведущих: МХГ, «Мемориал» и так далее, не учтя одного: на следующий день все эти вторые лица созвонились между собой, не поняли кто к ним приходил и говорил: «Тут есть некий бизнесмен, который создаст большой такой проект помощи людям, пострадавшим от правоохранительных органов». Они решили, что к ним приходили из КГБ.
Когда я Ходорковскому на следующий день сказала: «Михаил Борисович, вот ваши хедхантеры, как слоны в посудной лавке устроили вот такую бодягу». Он был тогда на вершине власти, он мне сказал… Миша, кончай перебирать бумажки, у нас эфир.
ЕРМОЛИН: Это «Открытой России» он бюджеты достает.
ЯСИНА: Он достал, да, бюджеты, проекты. Вот он мне сказал: «Слушай, я был неправ». Я думаю: «Боже мой, как я люблю мужчин, которые умеют сказать: «Я был неправ», – а тем более при таких деньгах и такой власти».
На минуточку рекламы прервемся.
ЯСИНА: Слушайте, вот Яструбицкий совершил просто диверсию в прямом эфире, довел меня до слез практически. Подсунул мне бюджет «Открытой России», проект бюджета на 2005 год.
ЯСТРУБИЦКИЙ: Этот тот самый листок, который я показывал.
ЯСИНА: Да-да, вот этому самому дяденьке. Это был следователь Мертвищев или следователь Туманов? Ты не помнишь? Они у нас обыск проводили.
ЯСТРУБИЦКИЙ: Когда мне показали удостоверение, буквы расплылись у меня в глазах.
ЯСИНА: Я понимаю. И вот я читаю: «Дирекция Ясиной. Клуб региональной журналистики. Общественный вердикт. Благотворительная комиссия. Конкурс журналистских работ «Произвол в законе». Дальше другие проекты идут. Ребята, слушайте, как называется: «Сельские компьютерные библиотеки. Сельские компьютерные библиотеки (Беслан). Премия «Букер – Открытая Россия». Тут еще, еще. Проект, например: «Агентство сельского развития». Еще, например, проект: «Память и ответственность за права человека». Слушайте, и напротив каждого этого проекта стоит значительная сумма.
ЯСТРУБИЦКИЙ: Слушайте, давайте про «Благотворительную комиссию». Мне очень хочется, чтобы Толя рассказал историю о том, как мы принимали решение, когда произошли события в Беслане, когда погибли и взрослые, и дети. Вот он очень хорошо знает эту историю, это очень правильная история.
ЯСИНА: Толя, расскажи, про свои…
ЕРМОЛИН: Я как раз тоже хотел об этом. Когда случился Беслан, и естественно, там погибли, в том числе, и мои друзья – офицеры, с которыми я много лет служил.
ЯСИНА: В «Вымпеле»?
ЕРМОЛИН: Да. И, в общем-то, Михаил Борисович сразу же отреагировал.
ЯСИНА: Он был в тюрьме, я напоминаю.
ЕРМОЛИН: Да, он был в тюрьме, но, тем не менее, задал вопрос: «Чем можем помочь?» И собственно, мы приняли решение, 250 тысяч долларов, насколько я помню, выделить.
ЯСИНА: Да: «Из моего бюджета».
ЕРМОЛИН: Да, выделить семьям погибших. И я тут же поехал в Балашиху для встречи с руководством, с Тихоновым. Мой вопрос был такой: «Деньги возьмете?» «Ну, такое дело, конечно, возьмем». Я, кстати, напомню, ситуация потом имела продолжение. Как раз он говорит: «Ты знаешь, дело в том, что кто погиб в Беслане вот сейчас, деньги, в общем-то, есть, сейчас беспрецедентная помощь. Но у нас за день до Беслана погибли семь человек, и для них нет никакой помощи. И можно ли нам эти деньги использовать для них?» И Михаил Борисович дал добро, деньги таким образом были использованы.
Но что меня поразило, я тогда не знал, вот мы тогда сидели у Тихонова, говорит: «А ты знаешь, что это мы арестовывали Михаила?»
ЯСИНА: Господи, какая ужасная судьба.
ЕРМОЛИН: А вот потом, я тебе еще что хочу сказать, я же потом привозил в Беслан офицеров, которые штурмовали…
ЯСИНА: В лицее?
ЕРМОЛИН: В лицее, да. У нас же 28 детей было прямо из этого спортзала, и сейчас там учатся, но тогда это были…
ЯСИНА: Тогда еще маленькие были?
ЕРМОЛИН: Да. И тогда приехали пять офицеров, участников этого штурма, в форме, с наградами. И потом надо было видеть, как дети облепили вот этих здоровых дядей. Они такие, как баскетболисты, стоят, и все… И он то к одному бросится…
ЯСИНА: И, поди, слезы в глазах? Потому что без слез уже невозможно.
ЕРМОЛИН: Да. И все плачут. Это, конечно, была история.
Ну, и, конечно, к вопросу о нашей стране, потом они садятся, уезжают и говорят: «Толя, мы приехали, но нас здесь не было».
ЯСИНА: Вот это наша страна, конечно.
ЕРМОЛИН: Но тем не менее они были. Но это действительно наша страна, когда вот так все происходит.
ЯСИНА: Знаешь, мне ни за один день, который я провела в «Открытой России», вообще работая с Ходорковским, не то что не стыдно, мне вот настолько гордо, что я была рядом, что я участвовала в этом всем. И думаю, что это были, правда, лучшие годы жизни. И то, что Ходорковский научил работать, он научил отвечать на письма в тот же день.
Даже я вот помню, я пишу ему что-нибудь про свою благотворительную комиссию. Ну, казалось бы, где моя благотворительная комиссия – и где он. «ЮКОС» на тот момент первая в стране по капитализации компания. Напомню, 2003 год, «ЮКОС» был по деньгам крупнее «Газпрома», притом, что по размеру намного-намного меньше. Я им пишу какой-то вопрос, и в тот же день, точнее, в те же сутки, утром я открываю компьютер – там висит ответ. Вот он к этому приучил. И вообще ко многому чему.
ЯСТРУБИЦКИЙ: Культура производства.
ЯСИНА: Высокая штабная культура.
ЯСТРУБИЦКИЙ: Высокая культура производства, да. Она касалась всего – и компании, и дочерних предприятий, и общественно значимых проектов. Вот была такая культура.
ЕРМОЛИН: А ты знаешь, мне трудно было к этой культуре производства привыкать, потому что я, как человек военный, привык к вертикали власти. И мне все время казалось, что если мой проект выиграл, то я здесь главный, и вообще не лезьте ко мне никто. И я вот только году на седьмом, наверное, понял этот принцип, когда ты выигрываешь тендер какой-то, ты получаешь проект, и рядом появляется три-четыре человека с похожими на твои полномочия. И я думаю: «Зачем это надо? Это же такой бардак!»
ЯСТРУБИЦКИЙ: Конкуренция.
ЕРМОЛИН: Да. А потом я понял, что просто каждый день, идя на работу, я понимаю: я должен быть самый мощный лидер, я должен быть самый креативный, я должен быть самый активный.
ЯСИНА: Шевелить булками заставляло, да.
ЕРМОЛИН: Правильно. Создается такая конкурентная среда. И кстати, я рассказывал же про задачи формирования корпоративной культуры «ЮКОСа». А посмотрите, что с «ЮКОСом» происходит сейчас? Где еще взять вот таких лояльных сотрудников, которые через десять лет после этих событий по 400 человек собираются, и все до сих пор с гордостью говорят: «Мы работали в «ЮКОСе»?
ЯСИНА: Я могу сказать, что вот у нас из «Открытой России» пристроились все. Причем пристроились, в общем, хорошо.
ЕРМОЛИН: Не «пристроились».
ЯСИНА: Ну да, не то слово я сказала. Что называется, «с руками отхватили».
ЕРМОЛИН: Да.
ЯСИНА: И даже я думала, что брать нас не будут – нет, вот людям говоришь: «ЮКОС», «Открытая Россия», – все говорят: «О, хотим-хотим, идите-идите». Потому что знают, что люди умеют работать. И многие из наших, кстати сказать, одуревали на новых местах работы, говорили: «Боже, как они живут? Как они умудряются, вообще ничего не делая, что-то производить?»
ЕРМОЛИН: Слушай, а сколько социальных лифтов мы для молодых сделали? Вот буквально недавно сижу в Москве в кафе, в «Жан-Жаке», проходит девушка: «Анатолий Александрович, Истра, смена такая-то». Я говорю: «Честно, не помню». Говорит: «Да конечно, вы не помните, нас же сколько за лето было». Я говорю: «Как живешь?» Она говорит: «Вы знаете, я в деревне под Томском закончила школу и поступила в педагогический в Томске, и услышала про ваш клуб «Новая цивилизация» на базе Политеха. Я, – говорит, – сделала все, чтобы попасть в этот клуб. И когда я оказалась в Москве, впервые на Красной площади, звоню маме и кричу, говорю: «Мама! Я на Красной площади в Москве! Я хочу здесь работать!» – и она говорит: «Дуреха, что ты мечтаешь? Не мечтай!» Я говорю: «Ну, а как сейчас? Где сейчас работаете?» Она говорит: «Ну, я начальник департамента в «Транснефти».
ЯСИНА: Ну, я могу сказать, что по моей части, по журналистской, из Клуба региональных журналистов, начиная с генерального директора этой радиостанции – Катя Романова, город Курск, она же мне позвонила и сказала: «Катя Романова, город Курск». Я говорю: «А что, теперь в Москве?» Она говорит: «Да, гендиректором «Финам FM». Хотите час в неделю?» Ну, вот это простейший пример. И таких историй очень много.
ЕРМОЛИН: Ну, я не буду называть имена вице-губернаторов, потому что примеров довольно много. Есть, кстати, отрицательные примеры.
ЯСИНА: Например?
ЕРМОЛИН: Я не буду называть имена.
ЯСИНА: Да ладно, ну опозорь кого-нибудь.
ЕРМОЛИН: Нет.
ЯСИНА: У нас, кстати, Яровая была одним из руководителей проекта.
ЕРМОЛИН: На Камчатке.
ЯСИНА: На Камчатке, да.
ЕРМОЛИН: Она была участником наблюдательного совета, да.
ЯСИНА: Ну хорошо, денег не получала.
ЕРМОЛИН: Не получала. Квартиру на деньги Ходорковского не покупала.
ЯСТРУБИЦКИЙ: Жалко. Сейчас бы не отмылась от наших денег.
ЯСИНА: Это точно, это факт. Ну, а еще кого, что за Баб-Яг вы вырастили в своем коллективе?
ЯСТРУБИЦКИЙ: Ну, смотрите, дело в том, что у все политика, даже сельские библиотеки. Поэтому, честно говоря, совсем не хочется называть имена.
ЯСИНА: На самом деле недавно у меня…
ЯСТРУБИЦКИЙ: Все друг друга знают на самом деле.
ЕРМОЛИН: Я могу назвать, у нас столько министров выросло.
ЯСИНА: Мишка, мы в конце концов для того и собрались, чтобы имена называть, а не для того, чтобы тут, понимаешь, разводить всякий туман.
ЕРМОЛИН: Нет, про наших все знают все равно, откуда они пошли. Я могу рассказать: «Помоги советом». Вот одна из первых, помнишь, к нам приезжала, Лена Ширнина, она сделала межпоселковый центр «Помоги советом». Она через год была местным депутатом, года через четыре она была депутатом губернской Думы, но не потому, что ее как политика выбирали, хотя она была настоящим политиком, потому что она за эти годы… Она до сих пор продолжает эту работу. Ее просто все население знает и уважает, как человека, который реально помогает. Она сейчас вице-мэр Тольятти. Эта девочка… Ну, тогда она была девочка, когда к нам пришла, а сейчас ей чуть за 30.
ЯСИНА: В общем, таких историй правда очень много.
ЕРМОЛИН: А министров по делам молодежи у меня уже больше десяти по региону, из тех, которые из наших программ выходили.
ЯСИНА: У нас недавно дамы-благотворительницы, по-моему, из фонда «Созидание», были в Тверской области и там по библиотекам путешествовали. Кругом развал полный, ужас, и вдруг библиотека. Компьютеры, аккуратненько все, хорошо функционирует, книжки заказывают в Москве, люди туда ходят. Что такое? Были участниками нашей программы компьютеризации сельских библиотек.
ЯСТРУБИЦКИЙ: В Чувашии хочу тебе напомнить про сельские библиотеки.
ЯСИНА: Да, Чувашия – это единственный регион, в котором потом Федоров, губернатор тогдашний, взял нашу модель, и все библиотеки по нашим лекалам оснастил.
ЯСТРУБИЦКИЙ: Совершенно верно, да. Эта программа делалась во взаимодействии с замечательной Мэри Эмильяновной Трифоненко покойной. Она была руководителем Центра восточной литературы РГБ. Это были настоящие специалисты именно библиотеки до мозга костей.
И когда президента Путина привезли в одну из такого рода библиотек, кстати, в Чувашии, он спросил: «Бабуля, вы что тут делаете у компьютера?» Она говорит: «Я, милок, лекарства себе заказываю. В сельском магазине-то нет, деревенском. Вот я из района заказываю».
Я не знаю, думал ли Ходорковский о том, что сельские библиотеки будут помогать бабушкам заказывать лекарства из районного или областного центра, но тем не менее это происходило, это произошло. И вот многое из того, что мы сейчас имеем по этому поводу, было связано именно с этим горизонтом, который он задавал.
ЯСИНА: Толя, а какое-то продолжение, кроме того, что люди заняли места, как ты думаешь, будет ли? Удастся ли передать вот эту идею созидания, несмотря ни на что, идею того, что наши дети должны вернуться домой и начать работать дома для пользы нашей страны? Как ты думаешь, прорастет?
ЕРМОЛИН: Слушай, я уверен, что и прорастет, и прорастает. Просто ситуация какая? Ситуация заключается в том, что мы-то побросали семена на чернозем, а сейчас сверху асфальт закатывают. Но все равно прорастет. Ну, даже мы не стремимся к тому, чтобы навязывать свои бренды, «Новая цивилизация» или еще какие-то другие названия. Но мы видим огромное количество технологий под другими названиями, которые работают. Была «Новая цивилизация», стала «Цивилизация юных», еще что-то. Все лагеря в летний период на Черноморском побережье, все играют в детские игры государства.
А знаешь, какая самая смешная недавно была история? Приезжают ко мне ребята, молодые такие политики, бизнесмены из Набережных Челнов, такие по 30 лет, собранные такие все, бизнес в глазах, такие все организованные. Ну, поговорили, дают мне визитку – на визитке написано: «Лига дела». Я такой: «Хорошее название. А как придумали?» Говорят: «Анатолий Александрович, знаете, у нас есть центры социальной помощи, у нас уже 1500 человек прошли через эти центры. К нам девочка из Омска приехала, привезла книжечку такую красненькую». Я говорю: «Ну, я знаю автора этой книжки».
ЯСИНА: Сам писал.
ЕРМОЛИН: «И знаю, кто финансировал этот проект и кто его в первую очередь поддержал». Вот это самый яркий пример, когда, даже не зная нас, просто, понимаешь, какая-то… Ну, не какая-то, я знаю, что это твоя же выпускница была, Сербина.
ЯСИНА: Да, Ира Сербина.
ЕРМОЛИН: Ира Сербина привезла эту книжку туда, и они ее взяли и, не зная ни нас, ни «ЮКОС», ни Ходорковского, как бы как причастных к этому всему, взяли технологию и на ее основе создали систему, которая помогает людям.
ЯСТРУБИЦКИЙ: Вот я как раз это имел в виду, что Михаил Борисович умел какой-то другой совершенно горизонт предвидения, горизонт мышления, будучи абсолютно на самом деле рациональным и при этом человечным менеджером, он находил те решения, которые в любом случае являлись максимально оптимальными и долгоиграющими.
Если они не были в той или иной степени реализованы тогда, то они так или иначе реализуются сейчас. Просто есть вещи, собственно говоря, я хотел сказать о горизонте и об объективных решениях, которые если не тогда, то сейчас, всегда будут реализованы. Нет другого…
ЯСИНА: Слушай, но вот он же в тюрьме. И вот все те люди, которые прошли через эти школы, прошли через эти благотворительные комиссии, волонтерские программы и так далее, сидят и молчат. Почему? Я понимаю, что тяжелый вопрос.
ЕРМОЛИН: Ну, на самом деле я не думаю, что все молчат. Особо негде говорить, кто-то говорит, есть, к сожалению, и ситуации, скажем так, активной перевербовки нашего актива. Вот я знаю по движению наших, просто у меня есть такая информация, что просто приходили… Мы же всех отобрали, и к ним просто приходили, и мне просто много людей звонило и говорило: «Анатолий Александрович, что делать, предлагают».
Ну, я так резюмирую, вот сейчас многие жалеют и говорят: «Вот, мы занимались мишками, ветеранам помогали». Ну, они уже люди взрослые, и я поэтому как взрослым и отвечаю, говорю: «Ребята, просто если в 10 килограммов меда добавить ложку дерьма, то ничего кроме»…
ЯСИНА: Неприятного очень меда не получится.
ЕРМОЛИН: Да. Кроме бидончика дерьма, ничего не получится. Поэтому кто-то понял, кто-то… Но тем не менее я думаю, что очень многие из наших выпускников, они вошли в такую внутреннюю эмиграцию, во внутреннюю оппозицию. Я бы не сказал, таких как Яровая, у нас немного, кто выслуживается. Многие просто пошли по пути высокого профессионализма.
ЯСИНА: Миша, а ты что хочешь сказать по этому поводу?
ЯСТРУБИЦКИЙ: Слушайте, во-первых, я вам хочу сказать, что мне кажется (это такое мое, может быть, не совсем стандартное мнение), дело вот в чем. Дело в том, что первые годы после того, как Михаила Борисовича посадили, мне кажется, все не до конца понимали, что, собственно говоря, во-первых, произошло, каковы могут быть последствия. И не до конца понимали ценность того, что было сделано им и при его участии.
И вот с годами, мне кажется, понимание того, что было сделано, какова ценность сделанного, каковы результаты, причем результаты, которые уже сейчас можно увидеть (тогда их не было видно, а сейчас они видны), значимость всего этого совершенно изменилась. Вот только сейчас, может быть, наступает некое понимание. Потому что я просто смотрю по своим близким друзьям, многие из которых вполне себе приветствовали посадку Михаила Борисовича.
ЯСИНА: Ну и друзья у тебя. Ну, это я так.
ЯСТРУБИЦКИЙ: А сейчас они занимают совершенно другую позицию.
ЯСИНА: Друзья мои, я очень благодарна вам за этот разговор. Мы получили от него больше, наверное, удовольствия, чем кто бы то ни было, потому что у нас была возможность вспомнить. Как это: «Бойцы вспоминали минувшие дни и битвы, где честно рубились они».
А еще я хочу сказать от себя, что власть проиграла, уже проиграла. Потому что Ходорковский не ассоциируется более ни с экономикой, ни с политикой – ни с чем, кроме нравственности и примера самостояния, такого вот прямохождения человека с несогнутой спиной, который в нашей стране последнее время встречается ой как редко. И это мужество, этот совершенно удивительный жизненный накал, который сопровождает его в последние годы, этот человеческий рост, это умение не сломаться в самых неприятных обстоятельствах, стал важным для очень большого количества людей. Потому что примеры успешной карьеры у нас есть, примеры в политике у нас есть. А вот примеры, когда человек не ломается, упав с самых горних высей, в общем, в самое дерьмо, которое только можно вообразить себе…
Тем не менее мы хотим (я думаю, с вами одновременно) сказать ему: «Миша, с днем рождения! Мы вас очень любим, мы вас очень ждем, все встретим на вокзале. Скажите, когда приедете».
ЯСТРУБИЦКИЙ: У дверей.
ЕРМОЛИН: У дверей.
ЯСТРУБИЦКИЙ: No pasarán!
ЯСИНА: Да, no pasarán! Это точно. И я хочу, конечно, пожелать здоровья и терпения его родителям, его жене, его детям. Дождитесь, ребята. Ждите и знайте, что вы ждете великого человека.

Читать полностью:http://finam.fm/archive-view/8369/


Читать полностью:http://finam.fm/archive-view/8369/


Читать полностью:http://finam.fm/archive-view/8369/

Владимир Батшев ПАРТИЗАНЩИНА: МИФЫ И РЕАЛИИ 1

ПАРТИЗАНЩИНА: МИФЫ И РЕАЛИИ ¹

http://www.lebed.com/2007/art4934.htm

И я смело говорю: не было!

Не было советского партизанского движения!

Не было партизан и подпольщиков в том понятии, которое вкладывала советская пропаганда в эти слова.

Военный писатель и мыслитель Клаузевиц говорит, что вооружение государством собственного народа для ведения партизанской войны столь же опасно для этого государства, как и для неприятеля.

Следовательно, нужно стремиться не столько к уничтожению партизан, как к тому, чтобы сделать их возможно опасней правительству, их создавшему.

Что это вполне возможно, доказывают многочисленные переходы сотен и тысяч коммунистических партизан в отряды, сражавшиеся против коммунистической власти.

Так было и в СССР, и в Корее, и в Индокитае.

Конечно, если рассматривать всех партизан, как людей вне военных законов, то привлечь их на свою сторону было бы невозможно.

“Партизанское движение, - говорит далее Клаузевиц, - соответствует характеру данного народа”.

Следовательно, нельзя говорить одновременно о борьбе с партизанами во Франции, Италии, России и других странах. Настоящее, т. е. соответствующее стремлениям народа, партизанство было только в Польше и отчасти в Югославии.

Партизанское же движение в СССР в советско-германскую войну не носило народного характера, а было искусственно создано по приказу политбюро, чрезвычайно обеспокоенного желанием населения сотрудничать с немцами.

Для руководства всей работой в тылу у немцев в июле 1941 года был создано специальное (4-е) управление НКВД, руководителем которого назначили профессионального убийцу и шпиона, заместителя начальника отдела разведки НКВД, комиссара госбезопасности 3-его ранга П.А. Судоплатова.

Все начальники партизанских отрядов, если не являлись кадровыми сотрудниками НКВД, занимали до войны должности секретарей обкомов, райкомов и т. п.

Цель партизанского движения была двойная:

1. помешать мирному сотрудничеству населения с немцами;


2. нанести немцам какой-нибудь вред.

Первая цель считалась более важной, чем вторая.

Немецкие оккупационные власти с самого начала чрезвычайно облегчили первую задачу своими действиями, например, зверским обращением с военнопленными. По мере того, как население все более ясно видело, что высшее немецкое командование не желает сотрудничать с населением и смотрит на оккупированную территорию только, как на источник сырья, материалов, продовольствия и рабочей силы, — партизанское движение росло. Оно достигло своего кульминационного пункта летом 1943 года, когда появился приказ о насильном увозе рабочих в Германию (ранее в Германию уезжали на добровольных началах, на контрактной основе).

Наоборот, приказ о том, что пленные партизаны будут впредь расстреливаться на месте, причинил очень много вреда партизанскому движению, резко уменьшил ряды партизан и понизил их активность.

О партизанском движении в занятых немцами областях России в минувшей войне существует большая литература

О жизни и борьбе партизан написаны романы, стихи и театральные пьесы, поставлены фильмы, передается множество устных рассказов.

Но так как первоисточником всех сведений о партизанском движении является советская пропаганда и литература, то подлинное лицо партизанщины представлено таким, каким хотелось бы его видеть коммунистам, а не таким, каким оно было на самом деле.

Партизан, нарисованный советскими красками - борец за советский строй, за коммунизм, за идеалы партии Ленина-Сталина Это ни в малой степени не соответствует действительности. В непосредственной близости картина рисуется совсем в другом вида

Но даже в советских источниках трудно обнаружить доказательства патриотического национального чувства, которое якобы стало косвенным союзником в войне против немцев. Остается впечатление повсеместной ужасной гражданской войны, которая нередко велась на несколько фронтов, поэтому внутренне сцепленной и перепутанной, как те непролазные кусты и дикие дебри, в которых она чаще всего разыгрывалась. Иногда просто не хочется верить, что все это могло твориться в середине XX века, в те самые времена, когда впервые было использовано атомное оружие.

Более близкое знакомство с партизанским движением возможно было только на месте его действия, в занятых немцами областях.

В прямом и переносном смысле слов, опушка партизанского леса начиналась у околицы сел и городов - в лес из города и в город из леса люди переходили, как соседи из двора в двор.

Партизанское движение есть борьба населения против оккупационных властей и оккупационной армии.

В России она носила своеобразный характер. Борьба включала в себя все элементы созданного потом в странах Запада "движения сопротивления", но имела еще определенные специфические черты.

На Западе борьба сводилась чаще всего к саботажу, вредительству, реже к индивидуальному террору, направленному против немцев.

В России же, благодаря трудно контролируемым большим пространствам, лесам, почти непроходимым, как Брянские, сама природа давала возможность организации больших групп борцов, иногда самым серьезным образом влияющих на ход событий на фронте.

Состав партизанских отрядов складывался из трех элементов. Это - солдаты красной армии из разбитых и взятых в плен регулярных частей, лишенные возможности из-за быстрого передвижения фронта присоединиться к своим, да и не особенно стремившиеся к этому присоединению, так как при особенно остром желании выйти все-таки было можно.

Второй элемент - жители занятых областей, чаще жители городов, чем сел, бегущие от немецкого террора и вводимых немцами порядков.

Их настроения были еще более антисоветскими. Уже то, что люди иногда с риском для жизни отказались следовать за убегающей властью, говорит само за себя. В лес они уходили не потому, что возлюбили неожиданно советское правительство, а потому, что нужно было скрываться от немцев.

Третья группа - переброшенные с той стороны небольшие отряды молодежи, прошедшие специальную школу партизанской борьбы. В ней было много учащихся высших учебных заведений, особенно Ленинграда. Молодежь влекла в партизанскую борьбу любовь к родине, романтика и риск партизанщины. Позднее многие из них стали активными участниками Русского Освободительного Движения.

О целях партизанского движения я сказал. Задачи же, имея свою специфику, совпадали с задачами подполья и сводились к следующему:

1. Получение сведений чисто военного характера о количестве войск, вооружении, планах немецкого командования.


2. Уничтожение живой силы немецкой армии путем вооруженных нападений.


3. Организация диверсий - взрывы мостов, поездов с вооружением, складов и т. д.


4. Терроризирование немецкого тыла путем вооруженных нападений, а также путем распространения ложных и панических слухов.


1. Уничтожение антибольшевиков.

6. Натравливание немцев на население путем провокационных террористических акций, диверсий, доносов и т.п.

О первых четырех задачах руководители партизанского движении и советские историки пишут много, о пятой реже, о шестой - ничего.

Тем не менее, натравливание немцев на население, провоцирование их - проводилось подпольем и руководством партизанского движения по всему немецкому тылу, от Ленинграда до Одессы.

Задача эта большевикам была ясна. Население, ненавидя коммунизм, ждало немцев. Чтобы восстановить его против немцев, нужно вызвать с их стороны репрессии.

А скольких людских жизней она стоила - не имеет значения. Цель оправдывает средства, особенно великая цель, провозглашенная товарищем Сталиным!

Не забудем, что в ответ на провокационные диверсии и террористические акты немцы убивали заложников, расстреливали просто схваченных на улицах, уничтожали целые деревни.

В неоднократно упоминаемом сталинском приказе № 0428 от 17 ноября 1941 года приказывается, чтобы все населенные пункты на расстоянии 40-60 км вглубь от линии фронта и на 20-30 км по левую и правую сторону от дорог, в которых находятся вражеские войска, были сожжены и разрушены. Для уничтожения населенных пунктов в означенном радиусе Сталин приказывал использовать команды разведчиков-лыжников и партизанские группы, которые должны быть переодеты в трофейную форму германского вермахта и войск СС.

Далее приказ предупреждал, “чтобы после каждой "карательной экспедиции" оставались свидетели, которые затем смогут поведать о злодеяниях фашистов. Это возбудит ненависть к фашистским оккупантам, облегчит вербовку партизан в тылу врага”.

И, наконец.

“Формирования, занятые в этом смелом предприятии, должны состоять из мужественных бойцов, которые должны быть представлены к правительственным наградам”.

Чтобы очередной матросик не обвинил меня в “придумывании цитаты”, привожу источник ².

Это и было основной задачей спецотрядов НКВД: уничтожать деревни, крестьяне которых отказываются помогать советским партизанам.

- - - - - - - - - -

То, что происходило на оккупированных немцами территориях СССР, принадлежит к наиболее щекотливым темам в литературе о войне.

Замечу, что чем более "сухи" рассказы, чем меньше в них литературного вдохновения, тем более увлекательно чтение.

Сразу же мы сталкиваемся с тем, что можем назвать - “затуманенное понятие “врага”. Возникает вопрос кто тут вообще подпадает под понятие "врага", если не только в начале войны, но и под конец ее большинство населения сочувствовало оккупанту, нежели тому, кто с этим оккупантом боролся?

Население против коммунистов

Чтобы понять настроения населения в оккупированных местностях страны, для начала ознакомимся со следующими цифрами.

На оккупированных территориях доля "противников немцев" составляла (данные по сельской местности):

Ленинградская область - 14%;

Украина - 9%;

Крым - 9%;

Дон и Кубань - 4%;

Северный Кавказ - 4%

и только Белоруссия - 20%.

В городах эта доля была несколько выше, но все равно нигде не превышала 50% (в Ленинграде - 46%), в то время как численность "противников большевиков" составляла 51-87% при незначительной части "безразличных".

Вот пример. Пролетарский район Ростовской области.

Всего населения - 30 тысяч, из них 80% колхозников. Перед немецким вторжением мобилизованная часть насе-ления составляла 12%, эвакуированные члены партии, служащие, работники МТС, совхозов и т.д. - 2%. Под немецкой оккупацией осталось: сторонников советской власти - 4%, противников советской власти - 66%, безразличных - 30%³.

До начала войны правительство и командование красной армии не предполагало прибегать к такой форме сопротивления как партизанское движение.

Партизанская война исключалась из военных методов по двум причинам. Во-первых, уверенность в мощи красной армии была настолько сильна, что военные действия предполагались только на вражеской территории; во-вторых, руководство считало, что вооружение народа - слишком рискованное предприятие.

Партизанская война, ее методы и возможности не изучались в Советском Союзе ни в одной из военных академий (за исключением махновских рейдов, рассматриваемых не как партизанские). С 1928 по 1941 год в военных вузах не было, например, ни одной диссертации на тему о ведении партизанской войны в тылу врага.

Это сказалось в момент организации партизанских отрядов первого периода партизанской войны и затормозило рост всего движения.

Ярким примером может служить факт организации секретных баз с продовольствием, боеприпасами и оружием для партизан. Такие базы создавались различными органами - обкомами партии, райкомами, организациями осоавиахима, специальными отделами НКВД, особыми отделами армии.

В результате несогласованности действий всех этих органов, не менее 70% этих баз не могли быть впоследствии использованы партизанами из-за отсутствия данных их места нахождения.

Сразу после речи, произнесенной Сталиным 3 июля 1941 года, общее руководство партизанской деятельностью попыталась взять в свои руки Москва. Но только в начале 1942 года удалось вызвать в Москву главных партизанских командиров. Неделей позже в Кремле состоялось их совещание с участием Булганина, Маленкова, Ворошилова и Берии.

На этом совещании было принято решение о создании Центрального штаба партизанского движения.

Позднее важную роль в организации партизанщины сыграл Берия. События скомпрометировали власть НКВД, и показали его фактическое бессилие на оккупированных территориях. Берия, пытаясь восстановить авторитет, якобы всемогущее организации, взял руководство в свои руки.

Для обучения специалистов были созданы диверсионные школы, которые в первой половине 1943 г. Подготовили и сбросили за линией фронта около 700 человек. Во второй половине 1944 г. число этих специалистов достигло уже 3 тысяч человек.

В 1942 партизаны официально вошли в подчинение Цент- ральному штабу партизанского движения (ЦШПД), который возглавил секретарь ЦК ВКП(б) и первый секретарь ЦК КП(б) Белоруссии П.К.Пономаренко.

Здесь я, словно спотыкаюсь. А был ли мальчик?

Существовал ли этот легендарный и мифический Штаб партизанского движения?

Насколько много о нем писали в 40-50-60-е годы, настолько вдруг замолчали во время “перестройки”. Понятно почему - появились мемуары заслуженных палачей-чекистов, в которых об этой организации не было ни слова.

В чем же дело? Все в том же - в мифе.

Вечная советская секретность, вечный страх разоблачения заставлял мерзавцев плодить очередные мифы и легенды.

Не могли же они в открытую признаться, что воевали с собственным народом.

Потому и придумывали “партизанские штабы”, партизанские края, партизанские бригады.

Но все время проговаривались.

С появлением мемуаров Ваупшасова, а позднее Судоплатова легенда о партизанском штабе не только поколебалась, но оказалась непопулярной.

Почему?

Да потому, что никогда бы великий стратег и полководец, людоед и кровосос товарищ Сталин не позволил бы, чтобы деятельность его клевретов в тылу врага проводилась из разных органов. Тогда сложнее было бы дергать за нужную ниточку. А т. Сталин не любил сложностей (впрочем, как и прочие коммунисты).

Потому 4-е (партизанское) управление НКВД СССР и есть та организация, которая скрывалась за мифическим эвфемизмом - Центральный штаб партизанского движения, Украинский штаб партизан, Белорусский и т.п.

Разумеется, существовали эти бюрократические структуры - как же без них в бюрократической системе.

Но существовали де-юро. Де-факто же функционировал НКВД.

Все оперативное руководство подпольем велось 4-м управлением НКВД СССР под руководством комиссара госбезопасности 3 ранга (впоследствии генерал-лейтенанта) П.А.Судоплатова и его заместителей.

Судоплатов, а не Пономаренко решал стратегию и тактику партизанского движения. Не на Старой площади, а на Лубян-ской принимались решения.

П.А.Судоплатов пишет, что ЦШПД “выполнял, в основном, лишь координационные функции, не ведя агентурной разведки в тылу германских войск без взаимодействия с военной разведкой и контрразведкой. Некоторую самостоятельность проявили лишь активисты партии и комсомола, которые большей частью вели пропагандистскую работу в тылу противника. И все они полагались на конспиративное обеспечение своей деятельности по линии нашей военной разведки и НКВД”⁴.

Так в Ленинградской области партизанское движение направлял начальник областного управления НКВД Гоглидзе. Несмотря на то, что это движение началось осенью 1941 года по инициативе армии Так в Ленинградской области партизанское движение направлял начальник областного управления НКВД Гоглидзе. Несмотря на то, что это движение началось осенью 1941 года по инициативе армии

Командир 70 дивизии, генерал И.И.Федюнинский, создал небольшой отряд из разбитых, окруженных частей, и вывел его из района реки Луги на Гдов. В процессе этой операции ему пришлось оставить в качестве прикрытия нескольких офицеров, с группами случайно подобранных солдат, с той целью, чтобы они удерживали тот или иной пункт, необходимый ему для дальнейшего вывода отряда из окружения.

Среди офицеров был старший лейтенант Косицын, впоследствии Герой Советского Союза Косицын остался с небольшим отрядом в тылу в районе Черного озера В 60 км к югу от Ленинграда имеются большие, почти незаселённые пространства, в том числе район Черного озера Летом они почти непроходимы, и представляют исключительно удобную базу для партизанских действий, потому что, имея протяжение 50-60 км с юга на север и 40 с востока на запад, эти пространства находились на фланге главных коммуникаций из Пскова в Ленинград и из Новгорода в Ленинград.

Наличие в болотах нескольких, заранее подготовленных баз и небольших партизанских отрядов, могло полностью и легко перерезать три важнейшие германские коммуникации.

В лесах было брошено огромное количество вооружения, снаряжения, боеприпасов. Этим воспользовался Косицын, создавая свои базы еще до выступления против немцев. Одна из них была на Черном озере, другая в районе Луги. Он окружил базы рядом вспомогательных баз, и к зиме, когда мог стать на лыжи, закончилось его политические колебания - он выжидал, какой будет судьба Ленинграда, - он выступил.

Группа Косицына, единственная на всем пространстве между Псковом, Старой Руссой, Волховом, Ленинградом и Финским заливом заставила немцев организовать первые мероприятия против партизан. Началась охрана мостов, началась организация оборонительных пунктов глубоко в тылу.

В группе Косицына было 20 человек. Позже эта группа выросла до 35, такой же она оставалась и далее.

Полностью вооруженная автоматическим оружием в том числе и пулеметами, прекрасно тренированная для зимних условий и способная делать передвижения на 70-80 км в сутки, группа начала партизанское движение в Ленинградской области.

Однако Косицын долго не продержался.

В штабе 18-й немецкой армии, который стоял у Сиверской, оказались люди, понимавшие, что самое важное в борьбе с партизанскими группами - создание им такого же противовеса.

Предоставив свободу нескольким военнопленным, в том числе старшему лейтенанту Валентину Никитину, немцы предложили им с германским снабжением, но без подчинения местному командованию, начать действия против Косицына.

Отряд был создан и в первые месяцы 1942 года, началась своеобразная дуэль. Оба отряда покрывали в сутки огромные пространства в снежных, болотистых лесах по 60-70 км. Оба отряда имели свои базы, информационную сеть и находились в тех же районах.

Дуэль кончилась гибелью Косицына, вероятно только потому, что в конце концов, история партизанских отрядов -это история их начальников.

В январе 1942 года Косицын оторвался от своих баз. Он решил пойти на соединение с наступавшей в это время через Волхов 2-й ударной армией. Когда он возвращался из расположения 3-его кавалерийскго корпуса, его выследили и перехватили на лыжне.

Его отряд был полностью в эту ночь уничтожен группой лейтенанта Никитина⁵.

Среди всех отрядов, вскоре после того, как они оторвалась от Ленинграда или соответственного штаба армии, начались колебания идеологического характера.

В отрядах свободно обсуждалась советская система и причины разгрома советской армии в 1941 году, положительные и отрицательные стороны немцев.

Некоторые из этих отрядов, будучи окружены, как отряд Виктора Смирнова, договаривались с немецкими комендатурами и переходили на сторону немцев.

- - - - - - - - -

В январе 1942 г. недалеко от городка Верица местными жителями были найдены два полу замерзших диверсанта со сломанными ногами. Оказалось, они посланы в этот район Ленинградским партизанским штабом, и так как в штабе не было парашютов, то вынуждены были прыгать с крыла самолета прямо в снег: самолет приземлиться не мог и шел на бреющем полете.

Несогласованность различных ведомств, имевших прямое отношение к организации партизанского движения, вызвала много неполадок. Отсутствие связи между центром и партизанскими отрядами не позволило организовать прием засланных диверсантов.

В своих попытках поднять людей против немцев коммунисты шли на прямой обман. Анекдотические, на первый взгляд, сводки Совинформбюро были, тем не менее, продуманы и преследовали пропагандные цели. Сводки предназначались и для оккупированной и для не оккупированной части страны. Так, например, в сводке от 13 октября 1941 года сообщалась:

“В течение 13 октября наши войска вели бои с противником на всем фронте, особенно упорные на Вяземском и Брянском направлениях”.

И дальше:

“В окрестностях города Днепропетровска идет не утихающая партизанская война против фашистских захватчиков. Здесь оперируют сильные подвижные партизанские отряды.

Отряд под командованием М. неутомимо преследует и истребляет мелкие подразделения противника”.

И т. д.

Никаких партизан ни в самом Днепропетровске, ни под Днепропетровском в то время не было.

Да и какие партизаны могут быть в степях?

Драматург А. Корнейчук тогда же написал по заказу ГлавПУРа пьесу "Партизаны в степях Украины", которую остряки тут же прозвали "Подводная лодка в степях Украины".

Но свою цель процитированная выше сводка выполнила. В стране создавалось впечатление партизанского движения, в оккупированной части такие сообщения толкали к активности.

Федоров в своих воспоминаниях рассказывает, какое впечатление произвела эта сводка на подпольщиков, слушавших радио. Он пишет: “Весь вечер мы были под впечатлением сводки Совинформбюро. Я говорил, что завидую днепропетровским партизанам. И мы должны немедленно развертывать наши силы”⁶.

Опасения Москвы, что партизаны, лишенные военной и партийной дисциплины, выйдут, в конце концов, из повиновения (как это и произошло во многих партизанских отрядах), заставляли превращать эти отряды в военные соединения. Строжайшая дисциплина, чинопочитание и прочие армейские порядки усиленно прививались партизанам.

Но стремление превратить их в обычные воинские части, лишало отряды необходимых для ведения партизанской войны качеств: самостоятельности, личной инициативы, решительности.

А подозрительное отношение к окруженцам, беженцам и ко всем кадровым военным, оказавшимся не по своей вине за линией фронта выражалось в требовании “оправдать себя”, “искупить свою вину перед родиной”, а нередко и в предании партизанскому трибуналу.

Вот что, например, рассказывал осенью 1943 г. партизан Волков, в прошлом лейтенант 240 дивизии:

- Наша дивизия была окружена и разбита. В сентябре 1942 я с группой товарищей решил пробиться через фронт к своим. Это нам не удалось, и мы стали бродить по лесам, питаясь подачками. Услышав о появлении партизан, я решил вступить в партизанский отряд. Весной 1943 г. в Брянских лесах я встретился с партизанами бригады Блинова, и по моей просьбе был направлен в штаб бригады.

Мне сразу не понравилась подозрительность и недоверие у допрашивающих меня партизан к тому, что я говорил (позже я узнал, что они были офицеры особого отдела бригады).

После допроса, который длился почти неделю, мне объявили, что я принят в бригаду, но должен буду проявить особое геройство, чтобы искупить свое “позорное” поведение на фронте. Я опять пытался возразить, что не вижу своей вины в том, что после упорных боев моя дивизия была разбита. Но мне сказали, что, если желаю остаться в живых, я должен молчать.

Группа партизан отвела меня в небольшой отряд бригады, расположенный в глухом лесу. Здесь я пробыл три месяца, находясь под постоянным надзором. В боях отряда не участвовал, а занимался несением караулов на подступах к лагерю. Как я узнал, такие отряды, куда посылались для проверки вновь принятые партизаны, назывались “контрольными точками”. Я узнал также, что партизаны, возбудившие чем-либо подозрение, на этих же точках и ликвидировались.

В бригаде мне поручили командовать взводом, предупредив, что это еще не означает возвращение мне офицерского звания. Служба была очень утомительной. Караулы чередовались с учением, учение с политзанятиями, сменявшимися культурно-просветительной работой среди партизан. Остальное время занимали лагерные работы: рытье замлянок, заготовка дров и т.д. Почти каждую ночь приходилось выходить на операции. Я и мои товарищи, кадровые военные, часто жалели, что мы не на фронте, где все ясно и определенно, где вокруг товарищи и командиры, которые верят друг другу.

Летом 1943 г. я отказался расстрелять 20 человек жителей деревни Годуновка (недалеко от Борисова), мобилизованных партизанами Блинова и пытавшихся бежать.

Меня вызвали в особый отдел и сказали, что если такая история повторится еще раз, то я буду предан военному трибуналу. После этого я решил бежать, но не успел этого сделать, так как попал в плен”⁷.

В результате люди, шедшие к партизанам с целью вступить в их ряды, стали сторониться. Боязнь привлечь широкие народные массы привело к тому, что в период немецкого наступления (1941-1942 гг.) партизанское движение только набирало темпы. Но именно тогда оно могло дать наибольший эффект.

Правда, немцы совершили еще большую ошибку, чем большевики, которые все же извлекли пользу из патриотического подъема, охватившего часть населения. Главнейшим промахом немцев явилось неумение использовать недовольство и ненависть крестьян к советскому режиму. Бесчисленные реквизиции продуктов продовольствия, обрекавшие население на голодную смерть, также способствовали развитию партизанства.

Возникновение во второй период войны огромного числа самых разнообразных отрядов из местных жителей, военнопленных, окруженцев и бывших партизан, совершенно ясно указывает на то, что если бы немецкое командование поддержало эти формирования, то партизанское движение не приобрело бы даже и того размаха, какого оно достигло.

Но, несмотря на пример полиции, организовавшейся в целях самозащиты и оказавшейся самым сильным средством для борьбы с партизанами, немецкое командование до самого конца войны, вместо того, чтобы поддержать эту полицию, предпочитало формировать различные специальные отряды, типа “ягдкоманд”, бросая их на борьбу с партизанами.

- - - - - - - - -

Партизанская война, разожженная Москвой, была направлена не столько против немцев, сколько против собственного населения в немецком тылу, и приобрела характер не войны с чужеземным агрессором, сколько гражданской войны.

Кто же непосредственно и лично разжигал эту войну?

А те самые “руководители оперативных групп”, о которых мы писали в самом начале.

В недавно вышедшей в России книге “Очерки истории советской внешней разведки” (будто разведка бывает не “внешняя”!) черным по белому (то есть кровью невинных жертв) написано:

“Такие разведчики, как С.Ваупшасов, КОрловский, Н.Про-копюк, А-Рабцевич, получившие боевую закалку в Испании, сумели с наименьшими потерями и наибольшим полезным эффектом провести свои отряды в годы Великой Отечественной войны по“тысячам километров партизанских дорог и троп”.

И далее - откровение.

Генерал-майор в отставке Е.Телегуев, заместитель предс5дателя комиссии по делам б.партизан, пишет: “Партизанские отряды и группы ОМСБОНа существенно отличались от других отрядов, которые возникали на оккупированных территориях.Объективно они не были так подготовлены к ведению борьбы, как мсы. У нас каждый отряд с момента перехода линии фронта имел радиосвязь с центром. Каждый боец прошел полный курс саперной подготовки. В нашем распоряжении имелась техническая база для диверсионной работы”.

Замечаете, как генерал подчеркивает “у нас”, “наши отряды”, “наши бойцы”, то есть отделяет бойцов отрядов НКВД от прочих партизан.

То же подчеркивает и С.Ваупшасов:

“Мы сняли белые маскхалаты, они были уже ни к чему, снег сошел, и остались в привычном защитного цвета красноармейском обмундировании с красными звездочками на шапках и полевыми петлицами на воротниках”⁸.

Посмотрите на фотографии, на людей в военной форме и вам сразу станет ясно, кто и где готовил этих “партизан”. Разумеется, разведчиками, то есть людьми, которые профессионально занимаются разведкой, вышеназванных работников НКВД назвать нельзя.

Нам с вами, любезный читатель понятно, что ваупшасовы-орловские-рабцевичи были профессиональные чекисты, сотрудники ЧК-НКВД с большим стажем, специалисты, в “области подрывных действий и партизанской войны”.

Все, названные генералом Телегуевым чекисты, еще в 20-е годы занимались “партизанщиной” на территории Польши. Население не поддерживало коммунистических партизан и регулярно доносило об их появлении жандармам.

Чекистские отряды уходили за “кордон”, то есть на территорию СССР. Отдохнув, снова переправлялись через границу, пытались дестабилизировать обстановку в восточных областях Польши.

В советской печати это называлось красивыми словами “борьба польских крестьян и рабочих против капиталистов”.

В советской печати это называлось красивыми словами “борьба польских крестьян и рабочих против капиталистов”.

Сегодня мы их называем “специалисты по организацию подрывных действий”.

В конце 20-х годов поляки переловили чекистских прихвостней из местных коммунистов и симпатизантов. Посадили их в тюрьмы, усилили охрану границы, ужесточили наказания поддержку “московских бандитов”.

И... “освободительная борьба против польской буржуазии” прекратилась, словно ее и не было.

Но Ваупшасов, Орловский, Рабцевич, Прокопюк иже с ними приобрели достаточный опыт. Через десять лет он пригодился им в Испании.

В деятельности чекистов в Испании лишь 10% приходится на партизанскую войну в тылу войск националиста Франко.

Почему, спросит непонятливый читатель, ведь эти люди имели большой работы в Польше.

А потому, что занимались чекисты совсем иным - борьбой против инакомыслящих в рядах республиканцев, на стороне которых они сражались.¹⁰

Разные партизанские отряды

21 января 1949 московское радио, говоря о войне, сообщило, что в тылу немцев действовало более 190 000 партизан.

Согласно официальным советским данным, приводимым Пономаренко ("Партизанская война", 1943), уже в 1943 г. партизаны уничтожили около 300 тысяч немцев.

Эти цифры, опубликованные во время войны, как и все прочие данные того времени, крайне преувеличенны.

В то время еще не было вышеупомянутых 190 тысяч партизан, а если бы и были, любой специалист знает, что на практике 190 тысяч человек никогда не уничтожат 300 тысяч.

В теории один снаряд может убить несколько человек, на практике - десятки тысяч снарядов убивают одного человека. То же самое происходит и в том случае, когда речь идет о численности партизан.

Давайте рассмотрим на наглядных примерах, как возникали и действовали партизанские отряды.

До войны в Витебской области насчитывалось более миллиона жителей, а после прихода немцев количество населения сократилось до 650 000 человек, из которых мужчин всех возрастов было не более 225 000. В связи с этим приблизительно 30% жителей вынуждены были оставить город. Большинство рассеялось по селам и деревням, и какая-то часть ушла в лес.

Директор фабрики Соколов встретил в лесу местных коммунистов, которые дрожали от страха не перед немцами, а перед местным населением. К ним прибились несколько красноармейцев из окружения.

Пришельцы из соседних деревень приносили вести о расправе немцев с евреями и коммунистами, о враждебном отношении крестьян к обитателям леса, об организующихся отрядах полиции. Соколов предложил своей группе создать партизанский отряд. Одновременно члены партии, входившие в состав группы, постановили образовать, так называемый “партийный комитет Суражского леса”.

Первой операцией стало нападение на деревню Борки.

Соколов приказал крестьянам сдать продовольствие, полушубки, валенки и одеяла, пригрозив, что за утайку будет расстреливать. Жители были собраны на площадь, где Соколов провел короткий митинг.

На глазах согнанных на площадь жителей были расстреляны все крестьяне, которые вышли встречать немцев, несколько полицейских и 9 взятых в плен немецких солдат.

Трупы убитых немцев были раздеты, вынесены из деревни, изуродованы и зарыты в снег.

В то время как семьи убитых поклялись насмерть мстить партизанам, немцы, ворвавшись в деревню и обнаружив в ней изувеченные трупы своих солдат, жесточайшим образом расправились с ни в чем неповинным населением.

В результате, тот, кто больше пострадал от партизан, - шел охотиться на них и выдавать их немцам; тот, кто больше пострадал от немцев, - шел к партизанам и, в свою очередь, выдавал тех, кто якшался с немцами. Кровавая граница начала проходить в гуще самого населения.

У партизан росло недовольство в связи с тем, что Соколов заводит армейские порядки, “подавляющие личность партизана”. Многие считали, что если они пришли в отряд добровольно, то начальство не должно относиться к ним как к солдатам. Если добавить к этим настроениям тоску по оставленной семье, опасение за ее судьбу и сознание, что большинство населения относится к партизанам враждебно, то картина психологического надлома у большинства партизан, будет почти что полной.

Старания партийного комитета вытравить такие настроения были безрезультатными.

К этому примешивался еще один чисто материальный момент. Дело в том, что приток новых партизан не уменьшался - Соколов считал, что отряд должен увеличиваться. Рядовые партизаны, зная о незначительных запасах продовольствия, относились к росту отряда отрицательно, не желая уступать запасы питания “чужим”.

В январе 1942 года 5 человек, недавно принятых в отряд, убежали в Сураж, и были приняты на полицейскую службу. Это еще больше утвердило мнение партизан, что Соколов действует неправильно, принимая “чужих”. В феврале по этой же причине едва не вспыхнул бунт. Поводом послужило следующее: в разведку была послана группа, состоявшая из трех старых партизан и двух недавно принятых; вернулись же в лагерь только старые партизаны, объяснив, что оба новых убежали. Но через несколько дней вблизи лагеря были обнаружены трупы обоих исчезнувших, и расследование показало, что они были убиты и ограблены старыми партизанами, их сопровождавшими.

Соколов приказал расстрелять убийц на глазах у всей бригады. К вечеру стало ясно, что часть отряда готовит восстание. Мятеж не вспыхнул только потому, что партийный комитет успел арестовать зачинщиков, среди которых были два ротных командира.

На следующий день состоялся суд, и всех арестованных расстреляли.

Немцы никаких экспедиций в лес не предпринимали, что объясняется жестокой зимой, при которых всякие военные действия, в особенности в лесу, заранее обречены на неудачу.

К концу февраля Соколову удалось связаться с крупным партизанским отрядом Вишневецкого, находившимся в лесах между Лиозино-Рудней и Витебском (Восточнее шоссейной дороги Витебск-Смоленск), а через Вишневецкого - с Москвой.

В начале марта в бригаду Соколова прибыли уполномоченные от НКВД, а потом прилетели самолеты с боеприпасами, продовольствием, рацией и с двумя радистками. Позднее самолеты стали регулярно прилетать раз в неделю. В апреле в бригаду были парашютированы 5 советских офицеров с инструкциями по дальнейшему развитию бригады и ее действий. Под их руководством на юго-западной опушке леса, недалеко от сожженной деревни Баранки, партизаны превратили участок поля в импровизированный аэродром. В бригаде начинает проводиться регулярная военная подготовка. 500 человек, входящих в отряд, распределили по специализированным группам-отрядам.

Партизаны Соколова проводили беспощадный террор по отношению ко всем жителям, занимавшим какие-либо посты у немцев. Начиная с мая 1943, в районе было невозможно найти жителя, соглашающегося занять пост бургомистра (старосты).

Самой крупной операцией за этот период надо считать попытку Соколова овладеть городком Яновичи. Несмотря на то, что операция эта была подготовлена тщательно, а гарнизон городка незначителен, попытка окончилась полной неудачей для партизан. Весть о готовящемся нападении дошла до жителей, которые тут же оповестили немцев. Потери Соколова составили 69 убитых и около 100 раненых и взятых в плен.

Примером партизанского отряда, заранее организованного, может служить группа, оперировавшая в Ярославском районе Майкопского округа летом и осенью 1942 г. Организация отряда была поручена секретарю райкома Сергею Гриненко, ранее служившему в ВЧК, а потом в административно-партийном аппарате.

Отлично понимая, что среди казачьего населения, ненавидевшего со времен гражданской войны все советское, нельзя рассчитывать на поддержку, Гриненко, отобрав около 100 человек, начал энергично организовывать секретные базы для партизан в огромном Колосовском лесу. Ни одного казака, даже коммуниста, в свой отряд он не принимал.

Через несколько дней после прихода в лес все партизаны приняли присягу и подписали торжественно обязательство бороться с врагом, не щадя своей жизни.

Примерный текст присяги партизана выглядел так:

“Я, гражданин Великого Советского Союза, верный сын героического советского народа, клянусь, что скорее умру в жестоком бою с врагом, чем отдам себя, свою семью и весь советский народ в рабство коварного фашизма. Если же по моей слабости, трусости или по злой воле я нарушу эту свою присягу и предам интересы народа, пусть умру я позорной смертью от руки своих товарищей”.

После занятия области немцами в отряд стали приходить бойцы и командиры, попавшие в окружение. Энкаведисты опрашивали их и передавали в трибунал, имевшийся в отряде.

В большинстве случаев трибунал приговаривал переданных ему бойцов и командиров к расстрелу.

Многие из них, не выдержав враждебного отношения партизан, пытались бежать, но эти попытки были сопряжены с большим риском: пойманных расстреливали. Только за первые два месяца (сентябрь и октябрь 1942 г.) расстреляли более 50 человек, попавших к нему в отряд и пытавшихся уйти.

В сентябре 1942 отряд напал на станицу Махошевскую, известную еще до войны своими антисоветскими настроениями и встретившую немцев как союзников и освободителей.

Гриненко расстрелял на площади старосту, бывшего коммуниста, выбранного старостой исключительно за свою, всем известную, честность и искренность. Затем расстреляли захваченные полицейских и жителей, которые открыто выражали свои антисоветские настроения. Затем комиссары отряда выступили с речами, предложив молодым идти в партизаны.

Все те, кто категорически отказался, были отобраны и тут же, на станичной площади, расстреляны.

Захватив имевшиеся на складе запасы продовольствия, партизаны погрузили их на подводы, и ушли в лес.

Партизаны Гриненко практиковали налеты на отдельные станицы и хутора района, расстреливали всех, так или иначе сотрудничавших с немцами, вели пропаганду в пользу советского строя и красной армии и уводили с собой молодежь под предлогом обязательной мобилизации.

В результате, отряд лишился всяческой поддержки.

К середине ноября 1942 г. запасы продовольствия в отряде иссякли, и среди партизан начался голод. Добывать продовольствие в это время уже было нелегко, так как отряды полиции, организованной немцами из казаков, оказались достаточно сильными, чтобы не выпускать никого из леса.

Между тем, краевой партизанский штаб Селезнева настойчиво требовал от Гриненко энергичных действий, угрожая в противном случае предать его суду военного трибунала.

Подчиняясь приказу, отряд Гриненко 15 ноября напал на немецкую часть, занимавшуюся восстановлением лесозавода на берегу реки Зерал. Немцы отбили нападение, партизаны понесли большие потери, что понизило боеспособность отряда.

В конце ноября немцы с помощью местной полиции предприняли облаву на Гриненко, захватили все партизанские базы продовольствия, сожгли лесозаводы в Колосовском лесу, служившие жилищами для партизан, а также захватили штаб.

Эти потери, голодное существование и наступившие холода вызвали еще большую жестокость Гриненко и энкаведистов, расстреливавших теперь партизан за малейшие проступки.

К концу 1942 в отряде оставалось не более 50 человек, и он, покинув Колосовский лес, вошел в состав партизанских отрядов, действовавших в другом районе.

Типичным представителем другой разновидности организаторов партизанского движения являлся секретарь райисполкома Дмитриевского района Курской области Ломоносов, более известный среди партизан под кличкой “Беспортошный”.

К весне 1942 отряд Беспортошного насчитывал около 2 000 человек, которые, разбившись на группы в 200-300 человек, расположились в лесах на участке Льгов-Брянск-Дмитриев.

Мужское население района призывного возраста было мобилизовано в отряд.

Осенью 1942 г. Беспортошный установил радиосвязь с Москвой. Под руководством парашютированных специалистов партизаны-колхозники, мобилизованные по приказу Беспортошного, построили около села Боброво аэродром, на который стали регулярно прилетать самолеты.

Немцы не предпринимали против него никаких мер, так как борьба с большим отрядом, находившимся в огромном лесу, требовала крупных сил.

Беспортошный редко нападал на немцев, стоящих за границами “партизанского края”, направляя свои удары против антипартизанских отрядов из местных жителей, полицейских и всех, сотрудничавших с немцами. Над наиболее видными из них проводились показательные суды, во время которых произносились пропагандные речи, перечислялись преступления немцев и восхвалялась советская власть.

В советско-германской войне не было единой линии фронта. Ее заменяли отдельные опорные точки. Между этими точками тянулись нередко обширные пространства "дикого поля", ничьей земли. Это не только облегчало свободу передвижения различным партизанским формированиям, но и привело к созданию необычных территориальных единиц -“партизанских” (или "антипартизанских") краев”.

Общей их чертой были попытки обрести независимость: у партизан - от московской власти, у антипартизан - от немецких оккупационных властей.

Бригада Науменко, возникла в январе 1943 г. в треугольнике между Днепром и Десной на север от Киева.

Немцы назначили Науменко начальником полиции деревни Ощитки. По мере того, как возрастал его авторитет, он все больше и больше использовал свое влияние в соседних селах.

Науменко написал немцам донос на соседних начальников, что они коммунисты. Бургомистр района, начальник полиции и несколько ближайших им лиц были арестованы и расстреляны, после чего Науменко объявил себя главой района, став с той поры ярым противником оккупантов. Он создал собственную армию численностью около 7 тысяч человек, но уклонился от связи с Центральным штабом партизанского движения.

Необычайность его армии была в том, что почти половину ее составляли насильственно мобилизованные женщины. Он хотел проводить совершенно самостоятельную политику, расширяя район своих действий и рассчитывая распространить их на значительную территорию. Науменко был фантазером.

Он начал мечтать о создании независимого государства.

Ему удалось создать свой “Партизанский край”, просуществовавший до мая 1943, когда его бригада была совершенно разгромлена казачьими частями, действовавшими на стороне немцев под командованием полковника фон Юнгшульца.

В районе Красное действовали отряды Воробьева, наполовину состоящие из уголовников, и отряды “сектанта” Семена, в прошлом священника, не желавшего подчиниться приказам Москвы. После занятия района советскими войсками все участники этих отрядов, после показательного суда, были расстреляны.

Другой пример - партизанский отряд полковники Нечаева, находившийся в Кричеевском лесу (на границе Белоруссии и Смоленской области). Когда в отряд прибыл уполномоченный от Центрального штаба секретарь Руденского райкома партии Покровский, Нечаев решительно отказался действовать по переданным инструкциям и создал для Покровского такие условия, что уполномоченный Центра вынужден был бежать из отряда. Перед приходом советских войск эта группа рассеялась из опасения быть привлеченной к ответу за неподчинение.

В конце 1942 г. в лесах, расположенных между Оршей, Борисовым и Могилевым, распространились слухи о появлении группы, ведущей одновременно борьбу с немцами, с партизанами и с карательными отрядами.

Летом 1943 в течение одного месяца “Черные вороны” напали на один из партизанских отрядов Линькова (расположенных в лесах между деревнями Смоляны и Леднищи к северу от Орши), освободили мобилизованных и уведенных партизанами молодых людей и девушек, вернув им реквизированный скот. Еще больше взбудоражилось население, узнав о прибытии в Оршу специального карательного отряда, и о том, что вожак “Черных воронов” послал командиру отряда предупреждение: если каратели будут вести себя по-прежнему, их накажут.

Карательный отряд, наплевав на предупреждение, сжег во время первой же операции несколько деревень, а жителей увел с собой или расстрелял. Через несколько дней в кинотеатре, где специально для карательного отряда был дан сеанс, произошел взрыв, жертвой которого стало несколько десятков карателей и три офицера. На другой день в городе появилось объявление, в котором говорилось, что взрыв был произведен “Черными воронами”, в отместку карателям за расправу с населением.

Командир “Черных воронов”, носивший фамилию Воронов, резко выделялся внешностью и поведением среди партизан.

Это был человек среднего роста, стройный, с серыми проницательными глазами, всегда подтянутый и чисто выбритый. Известно было также, что он не пьет, не курит, не позволяет себе никаких вольностей. До войны жил в Москве, был сыном известного хирурга. После окончания университета занимался научной работой, и ничем другим, кроме своих исследований, не интересовался. Неожиданная мобилизация, пребывание в армии, а затем плен, заставили Воронова в первый раз столкнуться с людьми, которых он раньше почти не знал, и с жизнью, о которой он почти не имел представления.

Воспользовавшись удобным случаем, он бежал.

В лесах около Борисова встретил нескольких партизан бригады Линькова и вступил в его отряд.

Благодаря личной храбрости и умению подчинить себе людей, он вскоре был назначен командиром взвода. Но и тут ему пришлось наблюдать такое, что вызвало в нем ярый протест. Бесчеловечное отношение партизан к населению и ненужная жестокость к врагу заставили его усомниться в своем решении.

В конце декабря 1942 года он с двумя десятками партизан ушел от Линькова, решив организовать новую партизанскую группу, чтобы защищать население и от немцев, и от партизан. Отряд, подчинявшийся ему, действовал, отчасти, по инструкциям из Москвы, но все же имел и свое особенное лицо.

Отряд Воронова оказался недолговечным. И партизаны, и крестьяне не чувствовали в нем “своего”, а, наоборот, считали чужаком, совершенно не похожим на всех остальных. То, что Воронов вел скромный образ жизни и временами был похож на аскета, еще больше подчеркивало это.

Эта война на два фронта на практике оказалась слишком эксцентричной.

Воронов обрел популярность, но не сумел поддержать ее никакими конкретными лозунгами. Он презирал демагогию - в те времена, когда она была хлебом насущным. Он хотел быть идеалистом в море крови, а его считали маньяком.

Окруженный со всех сторон врагами, потерявший возможность опираться на население, Воронов с каждым днем терял авторитет, и в ноябре 1943 был убит диверсантами, специально посланными для этой цели 4-м управлением НКВД.

Партизанский лес и оккупированные немцами города часто обменивались своими обитателями.

Из города в лес шел тот, кому угрожала расправа Гестапо, насильственный увоз на работу в Германию или невозможность жить дальше под немецким террором.

Из леса в город шел тот, кто риск нелегального существования под немецкими властями предпочитал самоуправству НКВД в отряде.

Поэтому и партизаны были разные, в зависимости от того, насколько они находились под контролем и в распоряжении Москвы. Были партизаны, которые обстреливали с опушки леса работавших в поле крестьян, поджигали деревни за их "сотрудничество с немцами", пользуясь темнотой, выходили из леса и стреляли по огням крестного хода вокруг церкви во время Пасхальной заутрени.

Но были и такие, у которых можно было найти убежище от немецкого преследования, получить помощь перебраться из города в город без необходимых документов и которые не накладывали за это никакой дани. Разница политических настроений, точнее, разница степени контроля НКВД в отдельных отрядах была столь велика, что нередко в лесах происходили между ними настоящие большие бои.

То есть, налицо - гражданская война

Сложилось парадоксальное положение.

Партизанские отряды, состоящие из антисоветски настроенных людей, должны были выполнять роль палачей по отношению к русским людям, так же точно антисоветски настроенным и, в той или иной степени, проявляющим эти настроения.

Понятие антисоветская деятельность и сотрудничество с врагом толковалось широко. "Врагом народа" и "предателей считался каждый, кто оставался вне досягаемости НКВД и не принимал участия в борьбе за возвращение советской власти.

Советская пропаганда называла население "братьями и сестрами во временно занятых немцами областях".

В этом названии больше поэзии, чем истинного отношения советского правительства к оставшейся у немцев части народа

На практике советская власть рассматривала этих братьев и сестер, как лютых врагов.

Против них, чаще, чем против немцев, и направлялось оружие партизан⁹.

Продолжение следует

---

1. Из 2 тома книги "Власов".
2. ЦАМО СССР. Ф.353.Оп.5864.Д.1.Л.2. .
3. При составлении таблицы использованы данные, имеющиеся в книгах: М.Н. Ники-тин, Партизанская война в Ленинградской области, Госполитиздат, 1943; И.Козлов, Люди особого склада. "Молодая гвардия", 1952; П. Игнатов, Записки партизана, Гос-издат, Москва, 1951; А.Фадеев, Молодая гвардия, "Советский писатель". 1947; ГЛиньков, Война в тылу врага, Госиздат, Москва, 1951; ВЛивенцов, Партизанский край, "Молодая гвардия", Ленинград. 1951; И.В.Козлов, В крымском подполье. "Советский писатель", Москва, 1952; В.Андреев, Народная война, Госиздат. Москва. 1952; И.Козлов, В городе русской славы, "Молодая гвардия", 1950; Д.Н.Медведев, Сильные духом. Воениздат., Москва. 1951; П.Вершигора, Люди с чистой совестью, "Советский писатель", Москва, 1951; А.Федоров, Подпольный обком действует, Воен-иэдат., Москва, 1950; Илья Амурский, Друзья с Лембиту, Госиздат Эстонии, Таллин, 1950; Памятка партизана. "Молодая гвардия", 1942; Нюрнбергские протоколы; W. Gorlitz, Der zweite Weltkrieg и ряд газет, издававшихся во время войны на оккупиро-ванной территории.
4. П.А.Судоплатов. Разведка и Кремль. М., 1996, с. 151
5. Выступление Н.Н.Рутченко на Кофнеренции по истории партизанского движения в 1953 году в Инстиуте изучения СССР. Архив автора
6. А.Ф.Федоров. Подпольный обком действует. М., 1950, с.47
7. Материал взят из архива 83 пехотной дивизии, отдел 1С. АО.
8. С.А.Ваупшасов. На тревожных перекрестках. Записки чекиста. М., 1988, с. 241
9. Остальные ссылки - в книге "Власов",том второй, которую можно приобрести в издательстве "Мосты" (см. Лебедь № 516 от 25 февраля 2007 г.