«СМЕХ БЕЗ ПРИЧИНЫ…»

http://poistine.com/smeh-bez-prichiny?fb_action_ids=848283828533360&fb
_action_types=og
.likes&fb_ref=.U7ukZIKuRBo.like#.U7zp3JQ0FWh

Раньше в русском языке был уничижительный термин для людей, которых не воспринимают всерьёз — «шут гороховый». Без филологического исследования непонятно почему «гороховый». Может быть потому, что есть упоминание про «царя Гороха», а шуты традиционно были при царях. Сейчас более популярно другое презрительное прозвище — «клоун». Жизнь вокруг нас, в том числе, в самых серьёзных областях, как, например, политика и наука — всё больше напоминает клоунаду. Глядя на политиканов, делающих заявления или предлагающих «законы», как-то не поворачивается язык назвать их «шутами» — это клоуны.

Дело в том, что между «шутами» и «клоунами» разница есть. Более того, два эти понятия противоположны. Поле действия «шута» — это интеллектуальное пространство. Сущность шутовства — это парадокс, понятный тонкому уму, не дающий возможности возразить на буквальное содержание репризы. Шуты были при знатных особах. Иногда они были представителями побеждённой завоевателем знати. В христианском мире шут одевался как чёрт из традиционного ада: колпак с бубенчиками, чьи три хвоста ассоциировались с языками пламени, красное трико и прочее… Иными словами, шутовство носило инфернальный характер.

Иное — клоун. Он действует в пространстве чистой бессмыслицы, рефлекторного хохота. Его ход — скользить на корке и падать, получать пощёчины, чтобы пудра вилась столбом. Клоун идёт от образа Пьеро, но вниз, к впадению в образ Карандаша. Чарли Чаплин пытался искупить клоунаду, примешивая к ней подобие «гуманистической философии»: мол, маленький человек, трогательный и т. п.

Честно говоря, не получилось. Не вытянул Чаплин своего героя из болота рефлекторного хохота. После Чаплина возникает развилка — к Райкину и Петросяну. Это и конкретные имена, и условные тренды. Райкин попытался восстановить ремесло шута, придать содержательность зубоскальной агрессии ада. Сомнительно, получилось ли? С детства воспринимал райкинский театр как русофобский полив и удивлялся его популярности в простом народе. За гораздо меньшее Тарапуньку и Штепселя освистали и закидали яйцами в Киевском театре (был скандал на уровне республиканского ЦК).

Последним «традиционным» шутом был Карл Радек при Сталине. Но его шутовство уже было с обратным знаком: не скрытое издевательство над патроном, а изощрённое пресмыкательство перед ним. Радек изображал психическую агонию ведомого на казнь Зиновьева на потеху «узкому кругу».

Однако уже Хрущёв был чистым клоуном, плясавшим на столе по приказу «хозяина». И дальнейшая деятельность «Никитушки кукурузного» вся была клоунадой: стучание ботинком в ООН, беседы в телеэфире с председательницей колхоза Загладой о жизни, наезд на художников и т. д.

Современная западная жизнь, которая включает и Россию, очень деградировала в качестве цивилизационной матрицы со времён Хрущёва. Клоунада практически невозбранно охватила всю публичную сферу. Кеннеди и де Голль сегодня не представимы. Со всех сторон лезут бессмысленные хари: саркози, блэры, кэмероны… Россия — инфернальный авангард западного эксперимента, как всегда. Здесь клоунада идёт в особенно грубой форме. «Кувыркание на льду» и град пощёчин по кругу. Публика же не смеётся, а как бы стремится «понять». Утрачен уже и рефлекс «хохота»!

Самое же печальное в клоунаде — низшая точка падения — это клоунессы. Женщина в роли комической идиотки выглядит отвратительно. В 1980-м году попал в душанбинский цирк на гастроли «клоунессы Ириски». Не припомню более тягостного зрелища. Грузноватая немолодая женщина в шортах и тельняшке бегала вприсядку, размахивая кошёлкой. Что называется, «всё повидал на этом свете»…

Клоунский тупой абсурдизм, в отличие от изощрённо умного сатанизма шутов, — это предвестник коллапса матрицы. Так поздняя античность перешла от шутовствующего Нерона к клоунаде Гелиогабала. За сим следует закрытие главы.

Пётр Первый также был клоуном, хотя поминал шутовство: «всешутейший», «потешный» — самые популярные эпитеты его времени. Историки не очень понимают, что он не открыл романовскую главу, а, наоборот, закрыл доромановскую. «Бабий век» (1725—1798 гг.) просто стёр всё, что оставалось от рюриковичей, да и от самого Петра.

Вот и сейчас мы плаваем во «всешутейшем» пространстве — в агрессивной бессмысленной клоунаде. Идиотские блогеры, сообщающие в социальных сетях, что идут в сортир, президенты, возглавляющие журавлиные стаи, левые оппозиционеры, призывающие к «союзу белых христианских народов», патриоты, вещающие о трансгуманоидных русских будущего — весь этот хоровод харь и личин кончится с первым ударом часов, бьющих полночь. Темнее всего перед рассветом.

Гейдар Джемаль