Жаргал Бадагаров преподает бурятский и монгольский языки в Бурятском государственном университете. При этом он владеет еще и калмыцким, дагурским и английским, а также имеет познания в тибетском, китайском и японском языках.
Являясь авторитетным филологом-монголоведом, Жаргал Баяндалаевич принимает участие в важных международных проектах и конференциях по вопросам сохранения языков национальных меньшинств, которые проводятся в разных странах мира.
В разгар дискуссии о проблеме преподавания бурятского языка в школах Республики Бурятия, Жаргал Бадагаров поделился своим мнением по этому вопросу.
– Жаргал Баяндалаевич, почему бурятский язык стал делом вашей жизни?
– Мое раннее деревенское детство прошло в окружении бабушек. Атмосфера большой семьи создала хорошие условия для связи поколений. От своих бабушек я узнавал о старинной бурятской культуре, о жизни людей в прошлом. Для меня все это звучало как чудесная сказка, куда очень хотелось попасть.
Помню, в дальней комнате, в шкафу за пологом бабушка устроила гунгэрбаа (буддийская божница). А еще в доме хранилась большая коллекция книг на монгольском и тибетском языках. Постепенно мне очень захотелось понять содержание всех этих книг.
Детские впечатления остались со мной навсегда и, наверное, определили выбор жизненного пути.
– Получается, что любовь к бурятскому языку пришла из деревни, от представителей старшего поколения. А когда Вы впервые попали в город, бросилось в глаза, что здесь бурятский язык занимает совсем другое место?
– Впервые в город я попал в возрасте 6 лет, и еще не задумывался о таких вещах. Помню только, что когда вышел с родителями из машины у нашего нового дома, то первое, что я увидел – огромная надпись «Молоко» над входом в магазин. В деревне мне говорили, что в городе все по-другому, что там все в основном говорят по-русски.
Так, в общем, оно и оказалось, но в нашей семье всегда было принято говорить только по-бурятски. И по приезде в город ничего не изменилось. Мы продолжали говорить на родном языке, и для меня это было совершенно естественно. Знаю, что во многих семьях в городских условиях происходит какой-то перелом в пользу языка большинства, но в нашей семье, к счастью, этого не произошло.
– У Вас своя большая семья. Как Вам удается сохранять бурятский язык в семейном кругу, если и радио, и телевидение у нас по большей части русскоязычные?
– Сохранение языка происходит не само по себе. Я имею в виду, что в современных условиях для этого приходится прилагать большие усилия. Носителям языка большинства кажется совершенно естественным жить в своей языковой среде. Они думают, что его сохранение – это что-то обыденное и не требующее усилий. Однако для бурятского языка все совсем не так, поскольку его среда по большей части разрушена и продолжает разрушаться.
Для сохранения языка бурятам потребуются большие усилия, это каждодневная битва за выживание. По сути, в микроклимате своей семьи нужно самостоятельно формировать среду, которой в городских условиях нет. Но не всем это по силам.
Еще с детства пытался делать это сам. У меня много младших братьев и сестер, в воспитании которых мне приходилось принимать участие. Старался придумывать для них игры на родном языке. Даже читая им русскоязычные книги, на ходу излагал их содержание по-бурятски. В этом смысле у меня богатый опыт и свои собственные наработки, которые сегодня использую в воспитании своих детей. Но я вижу, что этого совершенно недостаточно, и многие вещи я им передать не в состоянии.
Более того, я вижу, что даже у меня на родине люди теряют способность чувствовать родной язык, говорить на нем красиво и полноценно. В иных бурятских деревнях дети совсем перестают говорить по-бурятски.
– Сегодня стало расхожим мнение, что бурятский язык можно сохранить в условиях семьи, и совсем необязательно ставить его изучение на какую-то институциональную основу, преподавать его в школах как обязательный предмет...
– Как человек, имеющий большой опыт сохранения бурятского языка в рамках семьи, могу сказать, что это полная чушь.
Эти люди просто не знают, о чем говорят. Если мы возьмем такого человека и отправим его вместе с семьей к папуасам, то через одно-два поколения их потомки станут говорить исключительно на одном из папуасских языков. Скорее всего, уже его дети будут в основном говорить на языке большинства.
В условиях глобализации сохранять локальные языки еще сложнее. Им требуется общественная и государственная поддержка, иначе их не сохранить. Важно помнить, что язык это социальное явление, а потому его сохранение в масштабах всего общества возможно лишь при серьезной поддержке на уровне правительства, системы образования, системы культуры. Только так можно сохранить язык, в том числе и в семье.
– Нужно ли преподавать бурятский язык в школах? Реально ли вообще овладеть им в рамках школьной программы?
– Начну с того, что многие перекосы в преподавании бурятского языка, которые возникли в советский период, не исправлены до сих пор.
У меня иногда возникает ощущение, что эти перекосы не исправляются намерено. Но я убежден, что если методику преподавания поставить на правильную основу, то бурятский язык в школе можно будет изучать эффективно и интересно.
Кроме того, нужны национальные школы, коих у нас уже не осталось, в которых дети, знающие бурятский, получали бы образование на этом языке. Нужно понимать, что в нашей республике русский и бурятский – это не первый и второй языки, а два равноправных государственных языка. Это способно существенно изменить ситуацию с бурятским языком в республике. Согласитесь, что многое в семье вращается вокруг школы. Об образовании своих детей, об их будущем думает любой нормальный человек. Потому сохранение бурятского языка в школах является важнейшим делом.
– Здесь мы подходим к тонкому политическому вопросу: должны ли мы сделать преподавание бурятского языка в школах обязательным? Можем ли мы навязывать его изучение тем, кто этого не хочет?
– Заставить силой кого-либо делать что-либо задача непосильная, бессмысленная и неблагодарная. Важно убедить людей, что язык это не просто инструмент, которым пользуются. Это часть культуры, часть региональной идентичности, важный элемент в системе межнациональных отношений. Если изъять его из системы, будут непредсказуемые последствия.
Потеря языка это огромная травма для народа, которая может серьезно сказаться на его самочувствии и вообще на климате во всем регионе. Мне кажется, что люди, ответственные за принятие решений, до такого понимания просто не доросли. Сохранение языков национальных меньшинств это вопрос безопасности и стабильности всей Российской Федерации.
А родителям я бы сказал, что изучение на первый взгляд ненужного языка имеет глубокий смысл. Помимо того, что это дань уважения местной культуре и местным людям, это еще и шанс приобщить ребенка к идеям культурного разнообразия и гуманизма.
Если мы вычеркнем бурятский язык из школьной программы, то этим признаем поражение гуманистических взглядов, идей взаимоуважения и межнационального согласия, которыми так гордится наша республика. Это серьезная угроза перспективам сохранения исторически сложившегося важного баланса.
Все хорошее, конечно, стоит денег и усилий, но на то, чтобы исправить все плохое, что приходит ему на смену, потребуется неизмеримо больше. В случае отмены обязательного преподавания бурятского языка в школах, я предвижу деградацию ценностей и культуры в республике и, в перспективе, рост взаимного непонимания и обострение межнациональных конфликтов.
– А что нам может подсказать мировой опыт? Есть ли примеры успеха в этом деле?
– В мире богатый опыт возрождения и сохранения умирающих языков. Сразу скажу, что часто приводимая в качестве примера израильская модель восстановления иврита нам не подходит. Она была нацелена на построение мононационального государства.
Есть множество примеров того, как возрождающийся язык коренного народа становится частью идентичности всех жителей данного региона, снимает историческое напряжение после многих лет колониализма. Я бы привел в пример Новую Зеландию, которая продемонстрировала всему миру успешную историю возрождения языка маори.
В этой стране язык возрождался по модели «языковые гнезда», когда школы становились своеобразными нишами, в которых дети могли говорить только на языке маори. Такой опыт мог бы с успехом использоваться и в Бурятии. Наши дети тоже нуждаются в местах, за исключением семьи, где они могли бы говорить и получать информацию на бурятском языке.
– Что бы вы посоветовали нашим политикам, парламентариям, чиновникам, главе? Как им принять правильное решение в вопросе преподавания бурятского языка в школах?
– Сегодня, руководствуясь инстинктом потребителя, мы не в состоянии оценить всю катастрофичность вытеснения бурятского языка из школьной программы. Не понимают этого и сами буряты, бурятская общественность. Всем кажется, что это просто формальный вопрос.
Буряты – это не малый народ. Подрыв позиций бурятского языка способен запустить необратимые процессы, которые могут иметь непредсказуемые последствия. Неверно принятое сегодня решение может иметь фатальные последствия в будущем для всех жителей нашей республики. Уверен, что это должен осознавать каждый.
Комментариев нет:
Отправить комментарий