Мы — хорошие парни. Особенно на Рождество

22 января 2014 года

http://www.poistine.com/disclosures/my--khoroshie-parni-osobenno-na-rozhdestvo

На рождественских праздниках я часто бываю на встречах бывших сотрудников ЦРУ, с которыми я служил вместе в той или иной резидентуре. В этом году сначала встречались ветераны стамбульской резидентуры, затем испанской, а затем римской начала 1980-х годов. Некоторые из отставников до сих пор работают на правительство в качестве подрядчиков, поэтому на подобных мероприятиях я стараюсь молчать, не спрашиваю, чем кто занимается, и редко критикую государственную политику. Однако иногда нам с женой становится трудно переносить ура-патриотические заявления в поддержку участников пыток и операторов беспилотников, и тогда нам приходится реагировать.

Мои бывшие коллеги придерживаются разных политических взглядов. Большинство среди них – республиканцы, но встречаются и демократы. Зачастую они вполне прогрессивно смотрят на вопросы, относящиеся ко внутренней политике и социальным программам. Долгая работа за рубежом под руководством начальников, готовых ради повышения убить родную мать, привила им цинический взгляд на то, как работает ЦРУ, и на то, как делается политика в принципе, однако они все равно гордятся своей службой, считая, что эту грязную работу в любом случае кто-то должен делать. Они также в целом единодушны в отношении «предателей» – таких как Брэдли Мэннинг (Bradley Manning) и Эдвард Сноуден (Edward Snowden). Дело не в то, что они одобряют слежку, которой занимается АНБ – они ее не одобряют – а в том, что разоблачители переходят, на их взгляд, разумные границы, выдавая засекреченную информацию.
Все это зачастую означает «ястребиный» подход к происходящему в мире. На это Рождество я, например, узнал, что беспилотники – это единственный действенный механизм устранения террористов, прячущихся в горах Пакистана, а еще не меньше трех раз услышал, что «мы – хорошие парни». Видимо, сейчас это принято считать последней линией защиты, к которой прибегают, когда другие аргументы не работают. Я в какой-то момент заметил в ответ, что трудно быть хорошим парнем, если ты убиваешь американских граждан без суда или взрываешь целые свадьбы. Реакция на это была неопределенной, как если бы я говорил о чем-то недоказанном или вырванном из контекста, который все объясняет. Потом я спросил у похожей на Сару Пейлин (Sarah Paline) жены одного бывшего оперативника, каким образом бородатый тип в тюрбане, скрывающийся в пещере у пакистанской границы, может угрожать Соединенным Штатам. Она только пожала плечами.
Больше всего меня тревожит то, что бывшие разведчики в целом – публика хорошо образованная, имеющая опыт жизни за рубежом, владеющая иностранными языками и знакомая с чужими культурами. Многие из них – верующие католики, нередко очень серьезно относящиеся к религии. Это ни в коем случае не невежественные ханжи вроде Мишель Бахман (Michelle Bachmann), и в принципе они должны были бы быть благоразумнее. Я спросил одного бывшего сослуживца: «Если президент может убивать, кого захочет, зачем нам тогда конституция?» Он проигнорировал мой вопрос, сделав вид, что это не относится к делу.
беспилотник
Следует учитывать значимость, которую отставные сотрудники разведки придают времени, проведенному на государственной службе. На этом основаны их идентичность и самооценка, поэтому они хотят верить, что они были правы и служили правому делу. Однако в процессе они проецируют прошлое на настоящее, и у них нередко начинается этическая путаница. Советский Союз и мировой коммунизм, по-видимому, никогда не были такой угрозой, какой их изображали, однако определенные основания считать их «врагом», оправдывавшие ведение разведывательной деятельности против них, у нас имелись. Однако Джордж Буш-младший воспользовался терактом, чтобы объявить войну всему миру, а Барак Обама пошел еще дальше, официально закрепив доктрину, дозволяющую убийства, и резко расширив использование беспилотников. Это военные преступления, причем совершаются они в открытую. Интересно, многие ли сотрудники разведки, служившие после Вьетнама, подписались бы делать работу, которую сейчас предлагает делать ЦРУ? Не знаю, но некоторые из моих бывших коллег ясно давали мне понять, что не считают возможным работать на «новый режим».
Профессор Майкл Бреннер (Michael Brenner) отчасти объясняет, почему в остальном разумные и нравственные люди могут обманываться насчет роли Америки в современном мире. Он называет это «ур-империализмом», заставляющим публику верить в определенные вещи о себе и о действиях правительства и сопротивляться альтернативным объяснениям. Бреннер не употребляет выражения «идеология американского превосходства», однако оно бы вполне подошло.
Бреннер описывает суть империализма как «готовность контролировать других людей без их согласия». Он перечисляет ряд особенностей империалистического умонастроения: «сильное чувство превосходства», «предрасположенность к интервенциям» по любому поводу, «тягу к контролю», «отсутствие сопереживания» и привычка считать любое сопротивление или мятеж «неблагодарностью». Он также отмечает неспособность поставить себя на чужое место и приводит в качестве примера Ирак, в отношении которого вмешательство единоверного и соседнего Ирана осуждалось как дестабилизирующее, в то время как американское господство почему-то считалось приемлемым и правильным.
Многое из того, о чем говорил Бреннер, я видел в моих бывших коллегах из сферы национальной безопасности. Они искренне верят, что у Соединенных Штатов есть законный повод для войны против террористов и стран, которые их укрывают, и обычно не считают, что имеет смысл искать причины чужих насильственных действий.
Соответственно, они считают возмущение общества моральным оправданием для вмешательства в дела другой страны, даже если реальные обстоятельства не указывают на наличие угрозы Соединенным Штатам. Хотя об «исключительности Америки» они предпочитают не говорить, они верят в превосходство американских порядков – особенно с учетом того, что им и с точки зрения финансов, и с точки зрения статуса выгодно считать наши частично свободные рынки и относительную политическую свободу совершенными.
Бывшие разведчики, работавшие с агентами (а таких большинство), в принципе легко берутся контролировать окружающих – они привыкли, что от их выбора может зависеть жизнь и смерть их подопечных. Многие оперативники ЦРУ по-отечески относятся к своим агентам, но стараются им не сопереживать, что вполне объяснимо, так как разведчикам нередко приходится принимать трудные решения, ставящие их источники под угрозу. Наконец, членство в клубе разведчиков воспринимается как предмет гордости, и в результате всякий, кто бунтует против системы, будь то штатный сотрудник или агент, с точки зрения тех, кто верен групповому этосу, выглядит подозрительно и кажется «неблагодарным».
Все вышесказанное помогает объяснить, почему вещи, очевидные противникам войн и интервенций, выглядят совсем иначе для людей, которые всю свою взрослую жизнь старались манипулировать событиями, «потому что мы – хорошие парни». Должен признать, что я сам когда-то был таким же. Однако я оставил это в прошлом, когда увидел, что доброе имя Америки растоптано, а моя страна превратилась в государство, которое некогда мы могли бы в шутку назвать «империей зла». Не знаю, насколько справедливо было так говорить о Советском Союзе в 1980-х годах, но сейчас мы, бесспорно, заслуживаем такого названия.

Филип Джиральди (Philip Giraldi), оригинал публикации: Antiwar.com